Зал был набит до отказа.
Он сиял дорогими пиджаками, шуршал вечерними платьями, блестел изысканными украшениями дам и потными лицами их кавалеров. Щелкали застежки сумочек и затворы фотокамер; сегодня здесь собрались высшие чины, элита главного городского телеканала «Норд-ТВ». Директора, продюсеры, режиссеры, ведущие.
Марика олицетворяла карандаш, убранный в пенал, — ее тело обтянуло безумно дорогое вечернее черное платье. Слева шумно дышал седовласый Арнольд Румфель, главный спонсор показа вечерних новостей, справа — Летиция Гамильтон, очкастая журналистка «Вечернего Нордейла». Через несколько минут Летиция до конца жизни возгордится, что имела честь находиться рядом с Марикой. С самой Марикой Леви, лучшим сценаристом года! Вот только пройдет номинация на лучшего ведущего телеканала, все узнают его имя, и тогда…
Сердце учащенно забилось.
Скоро. Совсем скоро…
Прилизанный Алан Паркер, красующийся в свете прожекторов и упивающийся вниманием сотен направленных на него взглядов, ловко вспарывал конверты, звучно объявлял имена, вручал почетные золотые статуэтки, умело шутил, когда награждаемые от волнения сбивались при произнесении благодарственной речи, и звонко аплодировал со сцены вместе со всеми.
Франт. Пингвин, косящий под павлина. Дешевка.
Марика нервно поправила завитые локоны и замерла, когда мужчина на сцене взял со стола следующий конверт. Успела подумать, не смазалась ли помада и как бы не запнуться на ступенях на глазах у сотен зрителей — такой казус газеты будут смаковать неделями, — и шумно, почти судорожно выдохнула, стоило ножу вспороть бок заветного конверта.
— А сейчас, дамы и господа, мы узнаем, кто же стал лучшим сценаристом этого года. И это… — Повисшая пауза хлестанула по натянутым нервам. — …Патриция Арвелли! Поприветствуем победительницу!
Взорвавшиеся хлопки оглушили Марику разорвавшейся над ухом гранатой — сознание контузило, куда-то пропал звук, время застыло, дыхание прервалось. Сбоку восторженно аплодировал Румфель, его руки медленно, словно продирясь сквозь невидимое желе, поднимались вверх-вниз, ладони беззвучно соприкасались, рот осклабился.
На сцену, улыбаясь так широко, что, казалось, холеная физиономия вот-вот треснет, поднималась блондинка в красном.
Патриция.
Не она, Марика, а другая женщина, взявшая титул сценариста года…
Дорогое черное платье моментально сделалось тесным, грудь сдавило, швы впились в ребра, ноги под юбкой вспотели. Противные, длинные, такие неустойчивые каблуки… Зачем? Столько денег потрачено на наряд… столько месяцев томительного ожидания, столько работы, бессонных ночей, выпитого кофе и столько моментально канувших в небытие амбиций…
Марика и сама не знала, как сумела усидеть на месте: не броситься, не побежать прочь, оттаптывая ноги и огрызаясь в ответ на брошенные шепотом проклятия, не опозориться перед десятками телекамер.
Не опозориться в самом конце, проиграв.
Сумела она и пойти на следующий за церемонией награждения банкет. Несмотря на трясущиеся руки и остекленевший взгляд, выдержала лживые сочувствующие улыбки коллег, не напилась, не высказала директору канала красноречиво просвечивающие через глаза «честные» мысли и, даже усаживаясь в такси, смогла держать голову высоко поднятой.
Задыхаться в рвущих горло спазмах, перепугав водителя, она начала только по дороге домой. Два раза ударилась лбом о боковое стекло, закрыла лицо руками и затихла.
* * *
За день до этого
Красивый. Утонченный. Образованный.
Одет с иголочки: у рубашки — цена пассажирского лайнера, у джемпера — истребителя, у часов — всего международного аэропорта, включая ремонтную технику, рабочий персонал и питейные заведения на его территории. Не говорит, а мягко стелет, завораживая глубоким баритоном. Неизменно вежлив, обходителен, галантен.
Идеал. И имя ему — Ричард Каллахан.
Гад. Накрахмаленный гад.
Не нужно долгих речей, завернутых оборотов, хождения вокруг да около. Ты просто предложи…
Марика любовалась сидящим напротив мужчиной и одновременно ненавидела его. Тянулась к нему каждой клеточкой, млела, таяла, слушая звук любимого голоса, и молча страдала.
Дорогой ресторан на крыше небоскреба, баснословные цены, стеклянный интерьер, приглушенная подсветка — а ей бы тихий вечер в его объятьях, шепот незатейливых слов на ушко и слившиеся в поцелуе губы.
Почему все должно быть так сложно?
В углу расположился небольшой джазовый оркестр; музыканты с упоением ласкали струны и клавиши, качали головой в такт извлекаемой мелодии и с наслаждением тонули в музыке, создавая уютную атмосферу.
Марика аккуратно зачерпывала ложкой мандариновое желе. Ела медленно, не торопясь, как он любил, — ведь женщина должна быть красивой во всем: в еде, разговоре, сексе…
К слову, они занимались этим самым сексом вот уже несколько месяцев: то в ее просторной квартире на восемнадцатом этаже, то в его пентхаусе. Ричард даже несколько раз оставался ночевать — хороший знак (и каждый раз она старалась удивить его утонченным завтраком), но дальше секса, походов по театрам, ресторанам и иногда джазовым выступлениям дело, к ее разочарованию, почему-то не шло.
