В атмосфере вагонного застолья эта идея объявилась с последними каплями разлитой по стаканам водки.
– Всё, – вздохнул Бабухин. – Хоть выжимай её, гладенькую.
И, несколько раз встряхнув опорожненную бутылку, поставил её на столик. В стаканах почти ничего не было, так, на донышке.
– А я бы ещё чуток принял унутрь, – посетовал Литиков и уставился на Бабухина требовательным взглядом.
Бабухин, не без определённых усилий расшифровав содержание устремлённого на него взгляда, рассердился.
– Что ты хочешь и намерен этим сказать? – вскинул он подбородок. – Встал и убежал? Ты это хотел мне в уши втереть? Говори прямо. И я тебя пошлю прямо. Ну!
Бабухин высокий и сильный, на голову выше Литикова.
– Чего ты вспенился? – выпятил толстые губы Литиков. – Я только сказал, что выпить бы не помешало. Ты не хочешь? Нет? А я вот хочу.
– Я не хочу?
– А вот я и не знаю, хочешь ты или нет. Кто тебя знает!
– Я – хочу. А деньги? – Бабухин мышцы своего пьяного лица мобилизовал на созидание презрительной улыбки. Этот Литиков ужрался так, что уже не помнит, как они час или полчаса тому назад выскребли остатки денег на эту вот – на данный момент уже пустую – бутылку водки. – Ты же дохляк! Ты же не умеешь пить! Денег у нас нет, кончились! И что получается? Я помню всё об этом… печальном факте, а ты…
Бабухин развёл руками и пьяный прищур глаз попытался переоформить в презрительный.
– И я помню! – возмутился Литиков. – Ты сказал, и я вспомнил. Какие проблемы?
– Ты чего, окончательно уже упился?
– А что такое?
– Я объясняю: денег нет.
– А, это я знаю, – закивал Литиков. – Знаю. Да. Нету денег. – Литиков задумался. – Надо что-то делать, однако, – наконец пробормотал он.
– О! Стоп-стоп-стоп! – поднял палец Бабухин. – Помолчи, помолчи минуту! Чего-то крутилось там, в башке. Мысля какая-то. А! Во! Надо достать денег.
– И купить водки.
– Да, водки.
Спустя три минуты они поднялись, чтобы идти в вагон-ресторан, где и добыть водки. А если же сначала топать за деньгами, а уж потом за водкой, то это очень долго. Бабухин, шагнув вперёд раз пять, оглянулся.
– Ты где там запропал?
– Я обуваюсь. А ты уже?
– Ты чего? Совсем? – Бабухин покрутил пальцем у виска. – Ты же весь народ подымешь. Я же с тобой, как с лошадью…
– На что намекаешь?
– Топать будешь, идиот. Смотри! Видишь? Я босиком иду на дело. В носках в одних. – Бабухин согнулся пополам и указал на ступни своих ног.
– Не, тут чё-то не то, – возразил Литиков.
– Ну ходи лошадью, – пожал плечами Бабухин. – Как хочешь. А я лично в ботинках на дело не хожу. Тем более возвращаться – плохая примета.
– Ну и не ходи.
– Может, и не ждать тебя вовсе?
– Не-не, подожди! – Литиков заспешил и оборвал шнурок. – Ё-моё, шнурок порвался.
– Что я говорил?
– Не, ты чё-то другое говорил. Не про шнурок.
– Я тебе как раз про это и говорил, алкаш.
– Ну зачем ты так? – Литиков поднялся на ноги и теперь топтался на месте, разглядывая ботинки и пытаясь решить, так ли уж это необходимо – шнурки завязывать. – Когда в товарищах согласья нет… Ты, Пашка, скажи мне, пистолет ты взял?
– С собой.
– Вы сегодня уймётесь, наконец, или нет, твари пьяные?! – высоко прозвенел дрожащий от негодования женский голос.
– Это из того конца, – определил Литиков, указывая в сторону рабочего тамбура. – Пальни!
– Нет, пошли. Беречь надо патроны.
Они долго и шумно добирались до вагона-ресторана. Бабухин требовал от Литикова ступать осторожно. Литиков отвечал, что он идёт исключительно бесшумно. И эти их препирательства тревожили сон пассажиров и дремотный покой проводников. Кроме того, они периодически останавливались и принимались обсуждать детали предстоящего дела, пускаясь порою в словесные схватки, которые по причине пьяных сбоев в психологических механизмах сравнения при восприятии реплик собеседника приобретали затяжной характер.
– Перекрыли! – вскричал Литиков в отчаянии. – Гады! Гады! Сволочи! – Он обхватил руками голову и упал лицом на металлическую дверь. Плечи его заподрагивали.
– Идиот! Звони! – приказал Бабухин.
– А?
– Пришли. Ресторан. Звони давай!
– Господи! А я подумал… Бог есть. Он не фраер. Я хочу выпить. До безумия. Очень сильно, беспредельно и безгранично, – бормотал Литиков, тыча трясущимся пальцем в кнопку звонка.
Дверь открыли. За порогом стоял небритый, заспанного вида мужик и вполглаза смотрел на ночных посетителей вагона-ресторана. Он, судя по всему, надеялся обслужить посетителей и при этом сохранить какую-то часть сна, чтобы после их ухода не ворочаться в постели, а уснуть моментально.
– Водки? – спросил вяло. Прозвучало как «вод».
– Да, – ответил Литиков.
– Деньги есть? – спросил мужик. Прозвучало как «день е».
– Море.
– Деньги. Сколько? – бормотнул мужик и протянул руку. Литиков и Бабухин услышали: «День. Ск.»
– Сколько нам? – повернулся Литиков к Бабухину.
– Посторонись немного. Встал! – Бабухин раздражённо потряс пистолетом. Литиков посторонился, и Бабухин приблизился к ресторанному мужику. – Не обидим. Возьмём, сколько унесём. Тащи! Хотя нет. Ложись на пол. Сами обслужим себя. Ложись, чтобы не подстрелили случайно. Ложись, говорю!
