Огромная немецкая овчарка словно зависла в прыжке. Я лежал на спине, чуть приподняв голову, повернувшись в падении лицом к ней, и видел ее налитые злобой глаза, широко открытую пасть, из которой свисал темно-красный язык, а также нацеленные на меня клыки, которые в мгновение должны были сомкнуться на моем горле. Моя жизнь зависела от краткого мгновения, не секунд, мне их никто не дал, а именно от мгновения, выданного мне на удачу, судьбой или Всевышним. Но с ним я не был знаком, чтобы попытаться договориться, поэтому рассчитывать мог только на себя. Какие там мысли? У меня, как у животного остались одни инстинкты в минуты опасности — выжить.
Я резко «выбросил» правую руку вперед навстречу, летящей на меня овчарки, и она влетела в ее горло почти по локоть; пальцы мгновенно сжали ее язык, и я с силой повернул руку, увлекая язык. Собака завизжала от боли, ее клыки не успели сомкнуться, а я продолжал вращение. Тело овчарки чуть повернулось по направлению вращения моей руки и рухнуло на меня в конвульсиях. Ее била крупная дрожь, а глаза, смотревшие на меня со злобой, но если бы она была человеком, то я бы сказал что с удивлением, стали тускнеть. Жизнь покидала ее, но моя жизнь оставалась со мной. Я вырвал, не сохранил, а именно вырвал свою жизнь из лап смерти в последнее мгновение. Челюсти так и не сомкнулись полностью, на моей руке.
Когда она утихла, я осторожно вынул руку из ее горла и сбросил овчарку с себя. Она была уже мертва. Длинный язык вывалился из пасти, которая осталась открытой в смертельной агонии.
— Это было честно, — произнес я, глядя на нее. — Я тоже был без оружия. Либо ты меня, либо я тебя. Мне повезло больше.
Я откинул голову на траву и посмотрел на голубое небо сквозь ветви деревьев. Солнце слабо пробивалось сквозь густую крону деревьев, окружавших меня, и лишь отдельные его лучи достигали земли. Была приятная прохлада. Усталость от бега и нервное напряжение от схватки давали о себе знать. Я испытывал некую опустошенность и лежа на траве, чувствовал, как она приятно холодит разгоряченное тело, но вернулся мыслями к схватке за жизнь.
Я знал этот прием защиты от собак только теоретически, когда объясняли в учебке. Практики не было. Мысленно я поблагодарил своих учителей, которые научили выживать на одних животных инстинктах. Ни один мозг не мог дать команду на прием, только инстинкт и опыт на самосохранение.
Я улыбнулся. Надо же! Сколько у меня было в жизни ситуаций, а борьба с собакой впервые. И это для меня разведчика-нелегала, у которого убийство — крайняя мера, только ради спасения собственной жизни.
Оставаться рядом с собакой было опасно, за ней следовали мои преследователи, которым я не очень нравился. Посмотрев по сторонам, я увидел слева от себя кустарник, а справа небольшую поляну. Первая мысль — отползти в кусты, но я ее тут, же прогнал, слишком просто. Они в первую очередь начнут прочесывать кусты, зная, что я устал и далеко не мог уйти. Еще раз взглянул наверх. Надо мной было большое толстое дерево, с густой кроной.
«Ну, что, надо попробовать, — сообщил я себе неприятное известие о дальнейших планах. — Они не будут искать меня на дереве, считая, что я слаб, чтобы залезть на него. Но это они так думают, ты должен думать не стандартно». В голову пришло задание из учебки, требующего нестандартного мышления, когда меня еще не готовили для индивидуальной работы нелегала-одиночки.
«Человек каждое утро спускался на лифте, отправляясь из многоэтажного дома на работу. Вечером, возвращаясь, он поднимался до десятого этажа на лифте, а далее шел пешком. Почему он так делал? Версий всегда было множество, а ответ один: он был карлик и не доставал до верхней кнопки».
Понимая, что я трачу драгоценное время на глупости, тихо поднялся, прислушиваясь к своему телу. Оно было уставшим, но без повреждений, лишь рука немного ныла, видимо чуть зацепило клыками.
Обхватив по мере возможности ствол, я начал медленно влезать на дерево. Главное было не останавливаться и держать мышцы в напряжении; стоило их чуть расслабить и я упаду, а поднимусь ли второй раз, был для меня сложный вопрос. Упорно я поднимался вверх, как учили, и достиг середины кроны. Перебрался на ветку с противоположной стороны ствола, откуда предполагались преследователи, чтобы они не увидели меня, издали, и затаился среди густой листвы. Ждать пришлось не долго, и вскоре я услышал голоса. Бегом к месту схватки приближалось трое мужчин: один худощавый, высокий, второй плотный среднего роста, а третий высокий, широкоплечий. У каждого из них висел автомат, поверх комбинезона.
— Смотрите. Сюда, — позвал худощавый, своих соратников, подбежал к собаке и остановился рядом с ней, разглядывая ее. К нему присоединились остальные.
— Что он с ней сделал? — спросил худощавый. — На ней нет ни одной раны, но она мертва.
— Не простой видать парень, если смог убить нашего Боса, — сделал вывод другой и присел перед собакой. — Да у нее почти вырван язык! Ничего себе. — И резко поднялся. — Он где-то недалеко, время потратил на борьбу с Босом, да и устал, как и мы от бега. Надо проверить поблизости, посмотреть вон в тех кустах, — и он указал на кусты, в которые меня погнала первая спасительная мысль. — Иди, проверь, — обратился он к худощавому.
