Услышав выстрел, лошадь дёрнула ухом и сильно тряхнула головой.
В гриву набился снег: порядочно задувало.
Второй выстрел донёсся сюда негромким звуком, похожим на хлопок открывшейся бутылки шампанского.
Извозная была выбракованной кавалергардской лошадью. И когда очередной порыв ветра принес в её чуткие ноздри знакомый запах пороха, — острый кисловатый запах опасности, — она тревожно всхрапнула и несколько раз копнула передними копытами слежавшийся снег.
…Из метельной круговерти, тяжело ступая, появился высокий военный. В глазах его стояли бессильные слёзы — он волочил маленького курчавого человека без шапки. Темные волосы того были запорошены снегом. Лицо было бледным, а заострившийся нос — ещё бледнее лица. Он как-то виновато улыбался и зажимал ладонью подвздошье. Промеж тонких пальцев сочилась кровь, быстро густевшая на морозе.
Пока военный бегал за скинутой второпях шинелью, возница бережно укутал кудрявого седока в медвежью полсть, потом причмокнул губами, и санки унесли раненого навстречу начертанной ему судьбе.
Когда печальная поляна у Чёрной речки опустела, — под сумрачной густой елью, на самом краю поляны, вдруг зашевелился и стал разваливаться большой сугроб.
В свисте налетевшего снежного заряда из сугроба медленно поднялось белое летающее блюдце.
С его настывших обтекаемых бортов осыпались сухие снежные ручейки, но тут же подхватывались и закручивались ветром.
Летающее блюдце, цепляясь за еловые ветви, выплыло на открытое место. Гравитационные двигатели встали на полную тягу, — и неведомый космический пришелец белым призраком косо скользнул в низкие злые тучи.
Метель усиливалась.
Никто ничего не заметил.
Ничего не пронюхали даже вездесущие филёры из Третьего отделения. И на зелёное сукно стола, обширного, как плац Марсова поля, к всемогущему шефу жандармов Александру Христофоровичу Бенкендорфу не легло ни единого рапорта…
А холодное бесстрастное мировое пространство меж тем торопливо пронизывали импульсы дальней космической связи.
База принимала сообщение с Земли.
— Великий Учитель!
К нашему общему сожалению, запланированный эксперимент под кодовым номером «Эпсилон-173» в Галактике седьмого луча мы вынуждены прервать не по нашей вине. Наши киберохранители ничего не могли сделать: ситуация вышла из-под нашего контроля. Физическое вмешательство, как гласит Инструкция, заранее исключалось, дабы не подвергать экспедиционную группу полной и преждевременной расшифровке.
И всё же эксперимент следует признать удачным. Опытный человеческий экземпляр, выбранный нами для интеллектуальной стимуляции, оказался необыкновенно восприимчивым к Голосу Вечности.
Вы можете лишний раз взглянуть на его генную карту и прогноз конструкции личности, высланные вам ранее — тридцати семь местных единиц времени тому назад. Все данные однозначно говорили о том, что отмеченный индивидуум обладает высокой степенью неосвобождённой мозговой энергии!
Какие грандиозные перспективы Контроля открывались перед нами!
Наш выбор пал на одного из тридцати одарённых детей в привилегированном учебном заведении холодной северной страны, не отягощённой тысячелетними условностями цивилизации.
Общаться с мальчиком было легко и приятно. Он сам охотно искал уединения в обширном парке своего Лицея, словно бы подсознательно выбирал удобные места для контактов.
Мы регулярно посылали к юному лицеисту нашего фантома-информатора. Усвояемость была просто поразительной для человеческого индивидуума! В его позднейшем творчестве сохранились даже письменные свидетельства, невольные признания Контакта. Например, вот один след из его большого, великолепно алгоритмизированного знакового сочинения:
…В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал…
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться Муза стала мне…
Разумеется, эти не предусмотренные программой обучения оговорки, наивные откровения были не опасными для нашей Экспедиции. Никто из окружающих юношу ни тогда, ни позднее не был способен предположить в видении Музы наличие прямого общения мальчика-землянина с носителем межкосмического интеллекта!
Мы разработали для мальчика обширную программу на Языке Вечности. В конце концов, мы давно знаем, что Гений — это умение претворить Первозданный Хаос в чёткий алгоритм мысли. А выражается ли его сущность в строгой упорядоченности звуковых колебаний, в сочетаниях письменных символов или в формулах познанных законов Вселенной — главным остаётся одно: преобразовать Впечатление в Деяние.
Великий Учитель!
Наш ученик опередил своё время — по самым приблизительным подсчётам — по крайней мере на двести-триста лет по земным меркам.
Не подлежит никакому сомнению, что концентрированное мышление нашего подопечного, хоть оно и не успело развернуться полностью, разложенное по направленному вектору пространства — времени, — окажет сильное влияние на позднейшее искусство землян.
На нём уже сияет невыцветающая печать Вечности!
К сожалению, люди в настоящий момент ещё не способны в полной мере оценить и воспользоваться плодами межгалактического Разума. Они насильственно прервали наш эксперимент убийством и, осквернив себя в данную галактическую минуту, долго ещё не смогут претендовать на имя гуманоидной космической расы.