– Пенни[1] на чучелко, сэр? – Чумазый мальчишка обаятельно улыбнулся.
– Ну нет уж! – отрезал старший инспектор Скотленд-Ярда Джепп. – И вот что, сынок…
Последовало отеческое внушение. Ошарашенный мальчишка задал стрекача, коротко и выразительно бросив своим юным приятелям:
– Чтоб мне! Так вляпаться – легавый переодетый.
Компания припустила за ним, распевая во все горло:
Помним, помним не зря
Пятый день ноября
И заговор пороховой.
Пусть память о нем
И ночью и днем
Всегда остается с тобой!
Спутник инспектора, низенький мужчина не первой молодости с яйцеобразной головой, улыбнулся в пышные усы.
– Très bien[2], Джепп, – сказал он. – Вы отлично проповедуете, поздравляю вас.
– День Гая Фокса[3] – это просто разгул попрошайничества!
– Интересный пережиток, – задумчиво произнес Эркюль Пуаро. – Фейерверочные ракеты все еще с треском рвутся в небесах, хотя человек, в память о котором их пускают, и его деяние давно позабыты!
Старший инспектор кивнул:
– Да, ребятишки эти навряд ли знают, кто такой Гай Фокс.
– Скоро вообще возникнет путаница. Почему пятого ноября устраивается фейерверк? Для прославления или позора? Попытка взорвать английский парламент была страшным грехом или доблестным подвигом?
Джепп засмеялся:
– Со вторым согласятся очень и очень многие.
Они свернули с магистрали в относительную тишину проходного двора. Отобедав вместе, добрые друзья решили пройтись до квартиры Пуаро и выбрали этот, самый короткий, путь.
Но и сюда доносился треск шутих[4], а в небе рассыпались золотые дожди.
– Самый подходящий вечерок для убийства! – заметил Джепп с профессиональным интересом. – Звука выстрела, например, никто не услышит.
– Меня всегда удивляло, как редко преступники используют подобные обстоятельства, – сказал Эркюль Пуаро.
– А знаете, Пуаро, мне иной раз просто хочется, чтобы вы кого-нибудь убили.
– Mon cher![5]
– Да, мне было бы любопытно посмотреть, как вы это проделаете.
– Мой милый Джепп, если уж я кого-нибудь убью, у вас не будет ни малейшего шанса узнать, как я это проделаю! Скорее всего вы просто не узнаете, что произошло убийство.
Джепп засмеялся с добродушной снисходительностью.
– Ну и нахальный же вы типчик! – воскликнул он.
На следующее утро в половине одиннадцатого в квартире Эркюля Пуаро зазвонил телефон.
– Алло? Алло?
– Oui, c’est moi[6].
– Говорит Джепп. Помните, мы вчера шли к вам через двор Бардсли-Гарденс?
– Конечно.
– И как мы обсуждали, до чего легко застрелить кого-нибудь, пока рвутся и трещат все эти шутихи и римские свечи?[7]
– Да-да.
– Ну, так в этом проходном дворе, в доме четырнадцать, произошло самоубийство. Молодая вдова, миссис Аллен. Я сейчас еду туда. Хотите со мной?
– Прошу прощения, но разве тех, кто занимает такой важный пост, как вы, мой дорогой друг, посылают расследовать самоубийства?
– Угадали! Нет, не посылают. Дело в том, что нашему медику что-то там не нравится. Так вы хотите? Кажется мне, что это как раз для вас.
– Разумеется, хочу. Номер четырнадцатый, вы сказали?
Пуаро подошел к дому № 14 во дворе Бардсли-Гарденс как раз в ту минуту, когда перед дверью остановилась машина с Джеппом и тремя его подчиненными.
Дом № 14 сразу бросался в глаза. У входа полукругом стояли жители двора: шоферы и их супруги, рассыльные, хорошо одетые прохожие, прочие зеваки и бесчисленные дети, – все они жадно смотрели на дверь.
Перед ней стоял полицейский в форме, отражая натиск любопытных.
Бойкие молодые люди трудолюбиво щелкали фотоаппаратами, а при появлении Джеппа ринулись к нему.
– Пока для вас ничего нет, – твердил Джепп, отмахиваясь от них. Он кивнул Пуаро: – А, вот и вы! Пошли в дом.
Они быстро поднялись по ступенькам, дверь за ними закрылась, и все пятеро оказались в тесной прихожей перед крутой лестницей.
Какой-то человек вышел на верхнюю площадку, узнал Джеппа и позвал:
– Сюда, сэр.
Джепп с Пуаро поднялись по лестнице и вошли в маленькую спальню.
– Я подумал, сэр, может, мне для начала коротенько изложить факты?
– Очень хорошо, Джеймсон, – сказал Джепп. – Я слушаю.
Участковый инспектор Джеймсон начал свой рассказ:
– Покойная, сэр, миссис Аллен. Жила тут с подругой – мисс Плендерли. Мисс Плендерли гостила у друзей за городом и вернулась только сегодня утром. Открыла дверь своим ключом и очень удивилась, что в квартире словно бы никого нет. К ним в девять обычно приходит женщина убираться. Она поднялась наверх. Дверь комнаты ее подруги оказалась запертой. Подергала ручку. Потом стучала, окликала, но все без толку. В конце концов она встревожилась и позвонила в участок. Это было в десять сорок пять. Мы приехали и взломали дверь. Миссис Аллен лежала на полу со сквозной пулевой раной в голове. В руке у нее был автоматический пистолет «уэбли» двадцать пятого калибра. Так что все вроде бы указывало на самоубийство.
– Где сейчас мисс Плендерли?
– Внизу в гостиной, сэр. Очень хладнокровная деловая барышня, как мне кажется. И голова на плечах есть.
– Я сейчас спущусь к ней. Только переговорю с Бреттом.
В сопровождении Пуаро он перешел через площадку в комнату напротив. К ним повернулся высокий пожилой человек и приветственно кивнул:
– Здравствуйте, Джепп, рад, что вы приехали. Тут что-то не так.
