В моей памятной книжке записано, что это произошло в ненастный, туманный день, в марте месяце тысяча восемьсот девяносто второго года. Мы сидели за завтраком, когда Холмс получил телеграмму, на которую сейчас же написал ответ. Он не обмолвился ни словом по поводу ее, хотя все время думал о ней, так как после завтрака стоял задумчиво перед камином, покуривая трубку и изредка поглядывая на телеграмму. Вдруг он повернулся ко мне, и в глазах его сверкнул лукавый огонек.
— Ватсон, — сказал он, — вас, кажется, можно считать в некотором роде литератором? Не объясните ли вы мне значение слова «необычайный»?
— Удивительный, необыкновенный, — заметил я.
Но он отрицательно покачал головой и сказал:
— Нет, слово это имеет другое значение; оно заключает в себе нечто трагическое, страшное. Если вы вспомните некоторые из ваших рассказов, которыми вы так долго испытывали терпение читающей публики, вы должны будете сознаться, что часто из необычайных случаев возникали уголовные дела. Слово «необычайный» всегда возбуждает во мне живой интерес, я чувствую, что надо быть очень осторожным.
— Вы разве встретили теперь это слово? — спросил я.
Он прочел вслух содержание телеграммы:
«Произошел удивительный, необычайный случай. Можно посоветоваться с вами? Скотт Эклс. Почтовое отделение. Чаринг-Кросс».
— Кто же это: мужчина или женщина? — спросил я.
— Конечно, мужчина. Никогда женщина не пошлет телеграмму с оплаченным ответом. Скорее, она сама приедет.
— Вы думаете принять его?
— Дорогой Ватсон, вы ведь знаете, как я скучал с тех пор, как нам удалось передать в руки правосудия полковника Каррутера. Жизнь стала такой серой, газеты лишены всякого интереса; в мире преступников точно забыли, что существуют мужество и благородный риск. Неужели, после этого, вы можете еще спрашивать, возьмусь ли я за эту новую проблему, как бы легка она ни была? Но, если не ошибаюсь, вот и наш клиент.
На лестнице послышались спокойные, уверенные шаги, и минуту спустя в комнату вошел полный господин высокого роста с седыми усами, очень солидной наружности. По его лицу и манере держать себя не трудно было угадать в нем консерватора, члена англиканской церкви, человека, пользующегося всеобщим уважением. Но какой-нибудь необычайный случай нарушил его обычное самообладание. Об этом говорили его растрепанные волосы, красные, пылающие щеки, весь его возбужденный вид. Он сразу приступил к делу.
— Со мной случилось крайне неприятное и необыкновенное приключение, мистер Холмс, — начал он. — Никогда еще в жизни мне не приходилось бывать в подобном положении. Я непременно должен найти разъяснение этой загадки.
Он почти задыхался от ярости.
— Пожалуйста, присядьте, мистер Скотт Эклс, — мягко сказал Холмс. — Прежде всего, позвольте спросить, что вас побудило обратиться именно ко мне?
— Видите ли, по некоторым причинам мне не хотелось мешать в это дело полицию, а оставить его так, как оно есть, я не мог. Я вообще не особенно люблю сыщиков, но вы пользуетесь такой громкой славой…
— Прекрасно, но в таком случае, почему вы сразу не обратились ко мне?
— Что вы хотите этим сказать?
Холмс посмотрел на свои часы.
— Теперь четверть третьего, — сказал он, — телеграмму же вы послали ровно в час. Однако, стоит только посмотреть на ваш туалет, чтобы убедиться в том, что неприятный случай произошел с вами рано утром, в то время, когда вы вставали с постели.
Наш клиент невольно провел рукой по своему небритому подбородку и растрепанным волосам.
— Вы правы, мистер Холмс. Я так торопился как можно скорее выбраться из этого дома, что даже забыл о своем туалете. Затем я все утро бегал по городу и наводил разные справки. Я посетил домовую контору и узнал, что мистер Гарсия заплатил за свою квартиру вперед, и что все дела его в порядке.
— Подождите, подождите, — перебил его Холмс, смеясь. — Вы похожи в эту минуту на моего друга Ватсона, который всегда начинает свои рассказы с конца. Пожалуйста, соберитесь с мыслями и последовательно расскажите мне, как произошли события, заставившие вас покинуть дом непричесанным и небритым, с криво застегнутыми пуговицами, в поисках за помощью и советом.
Наш клиент в смущении оглянул свой небрежный туалет и сказал:
— Вы опять правы, мистер Холмс. Мой вид не вполне приличен, но, смею уверить вас, что это случилось со мною первый раз в жизни. Когда я расскажу вам все по порядку, вы согласитесь со мной, что испытанное мной волнение оправдывает мою рассеянность.
Но в самом начале рассказ его был прерван раздавшимся на лестнице шумом. Миссис Гудсон отворила дверь и ввела в комнату двух представителей полицейской власти атлетического сложения. Один из них оказался инспектором Грегсоном из Скотланд-Ярда, которого мы знали за очень энергичного, вежливого и опытного сыщика. Он поздоровался с Холмсом и представил ему своего товарища, инспектора Байнеса.
— Мы преследовали вместе с ним одну дичь, — сказал Грегсон, — и она привела нас к вам, — при этом его большие круглые глаза остановились на нашем посетителе.
— Вы — мистер Джон Скотт Эклс из Потем Гуаза Ли?
— Да, это я.
— Мы ищем вас все это утро.
