Евгений Сыч
Трио
1
Прямо у берега моря начиналась гора. На горе рос лес. В лесу, в пещере жил отшельник У.
Говорили, что мать У была дочерью деревенского старосты из долины, отца же его никто не знал; одни называли одного, другие другого. Но когда исполнилось У семнадцать и стал он сильнее всех мужей в долине, отцом его дружно заподозрили воина, начальника сотни, славного в те времена. Тогда же У поступил на службу и добился на службе своей больших успехов. Не было равных ему с мечом в руках. Пика его противника оказывалась короткой, лук - вялым и топор - слишком тяжелым. Он всегда успевал ударить первым, если хотел опередить, и умел уйти от удара, когда бил вторым. Дважды ему не приходилось замахиваться на одного противника, и не было нужды в трех ударах для двоих.
Тогда же пошел слух, что заключил У договор с дьяволом. Десять тысяч жизней, дескать, передал дьявол ему в руки и не просчитался. Девять тысяч У вернул в недолгий срок. Но его собственная жизнь тоже сокращалась, и когда осталось ему на земле сроку - тысяча жизней, У задумался.
Страшно умирать несведущему; слышать, как захлопывается за тобой дверь мира, - но каково самому отворить эту дверь и, потоптавшись, переступить за порог, чтобы потом самому и закрыть ее за собой, и лететь по темному коридору навстречу известному. Известному, но не в полной мере. Может быть, дьявол спросит у него: "Ну, что?", а может быть: "Ну, как?". Знать бы заранее, У подготовился бы к грядущему разговору и решился подвести окончательный итог. Знать бы заранее! Но все это только предположения. А многие утверждают: ему просто надоело убивать. Как бы то ни было, У удалился от людей в горы.
Говорили также, что бьет его каждый, кто встретит, в память о том зле, которое он причинил людям. Правда, он выполнял указания и чаще убивал не по собственному желанию и не по своему выбору. Но давно отжили те, кто приказывал ему, а он все живет. Может быть, люди бьют его, как ребенок бьет несмышленой рукой вещь, о которую ушибся: зло не должно оставаться безнаказанным. Если б он умер, люди забыли бы о нем, но тысяча, которую он должен дьяволу, крепко держит его на свете.
Словом, сочиняли о нем разное, говорили в основном плохо. Тем не менее, пищу для У носили окрестные крестьяне. Почему они кормили его? Скорее всего, по привычке. Да и опять же, как отказать в подношении тому, о ком плохо говорят? Подумаешь-подумаешь, да не пренебрежешь.
Крестьяне оставляли пищу в привычном месте я уводили, стараясь лицом к лицу с отшельником не сталкиваться. Во избежание. Он впрочем, не очень набивался.
Первое откровение У
- Однажды в одном месте собрались глухой, немой, слепой, безрукий и безногий. Так вот, ничего хорошего из этого не вышло. Ровным счетом. Или вы думаете, зря на каждого левшу приходится пятьдесят правшей? Ну-ну...
Крестьяне в долине и рыбаки на берегу занимались естественными для себя делами: выращивали рис и овощи и ловили рыбу. Номинально "с тех пор, как высится гора и плещется море и до тех пор, пока высится гора и плещется море" над ними имелся правитель. Номинально, потому что чаще всего правитель этот пропадал неизвестно где вместе со своими людьми, и лишь воротившись - требовал. Крестьяне и рыбаки обычно отдавали то, что от них требовалось, хотя не смогли бы, пожалуй, ответить на вопрос - почему? Ведь наказывали в ту пору за недодачу, в общем-то, весьма редко. Наверное, крестьяне и рыбаки не слишком задумывались над вопросом "почему?" в текучке жизни, поскольку казался он им скучным. Но когда накапливалась скука нескольких безропотно отдавших все требуемое поколений, крестьяне и рыбаки поднимались и правителя изгоняли. Ненадолго. И шло дальше скучное, тихое время работы и послушания.
Второе откровение У
- Однажды собрались вместе крестьянин, рыбак, правитель, воин и священник. Хотя - что ж я это все об одном?
День начинался, день начинался, день начинался.
Встал У усталым, встал он разбитым, неотдохнувшим и недовольным. Встал - и свалился лицом на пол, на спину руки заложив.
Мелочь.
Ремешки плети - хвостатой тяжелой плети с надежной рукояткой из крепкого дерева - долго перебирал он, осматривал, подтягивал узелки, рассекающие при ударах кожу. Проверил, прочно ли закреплена дробинки. Затем встал одной ногой на край ложа своего, чтобы большим был размах, и стал хлестать себя по спине, по голове, по ногам, заботливо следя, чтоб не осталось обойденного ударом места.
Суета.
Потом он кинулся к морю с горы через лес навстречу сучьям в лицо, ветвям в грудь, выпирающим из земли корням - под ноги. Ветви и стволы деревьев, пружиня, швыряли его из стороны в сторону. Он падал, катился, вскакивал и бежал дальше. Добрался до моря и нырнул в прибой. Волны с урчанием взялись за привычное дело, и било его море, мотало, трепало о камни близкого дна.
Кое-что.
Потом море выбросило его на гальку берега, и он долго лежал, отдыхая. Кто-то дружески ущипнул его за локоть. Краб. Маленький краб с глазами-столбиками принял его за то, чем можно поживиться - за падаль. Человек приветливо улыбнулся крабу и, пружиня, побежал к заливу добывать завтрак. Краба он прихватил с собой. Крабы должны жить в море, крабов должно быть много. Крабы нужны.
