ВСЕ уставились без всякого выражения в пол. Друг на друга и тем более на Семионовича никто не смотрел. Его ноги были широко расставлены, как будто ему понадобилась солидная опорная площадь для издания пронзительного, уходящего штопором во все окружающие его уши визга. Его визг складывался в слова:
— Я прошу вас избавляться от ваших комплексов! Я вижу, здесь никого не найдешь без комплексов!
Он выкатил глаза налево, направо, охватив, таким образом, всех сотрудников, приплюснул оплывший подбородок к груди и снова завизжал:
— Весна! Гормоны! Моя машинистка печатает, — вдруг сказал Семионович нормальным голосом, — «постели сверхпроводимости» вместо «полости сверхпроводимости». С ней все ясно — одинокая женщина. А вы-то, уважаемая, в чем дело?
— Во-первых, — задумчиво произнесла доктор Инесса Филд, — меня рано списывать в обоз женского пола. Во-вторых, вы сами написали на проекте…
— Что? Я написал? Мозес Семионович?
— Да, вы написали: «Поближе к природе».
— Мы думали-думали, — сутуло высунулся один из сотрудников, — и решили добавить Трикстеру систему размножения.
— Вы… — со свистом вытолкнул Семионович. С усилием набрал воздух и снова: — Вы… Ваша простота обойдется в тридцать два запятая сорок один сотый миллиона. Ладно. Вот умру от апоплексии, и останется после меня только уродец, именуемый Трикстером, с совсем ненужным ему половым аппаратом.
Он вперил свой жалкий, совсем уже не зевсоподобный взор, — вот до чего довели старика, угрызайтесь, — куда-то в сивый парик доктора Инессы Филд. Доктор Филд в свою очередь смотрела на четвертую пуговицу халата Семионовича, прикрученную нейлоновой леской.
— Дефектный зародыш Трикстера уже развивается, — успокаивающим тоном сказала она ему. — Вместе с его ликвидацией мы потеряем эти, как вы выразились, тридцать два запятая и тому подобное. Остается только думать. Правда, ребята?
И ребята задвигались, запоправляли очки, пиджаки, бицепсы, зашевелили мозгами и закивали в ответ сивому парику и элегантному комбинезону в обтяжку.
Они все работали в глубоко засекреченной группе Биотехнического института при ООН (БТИ ООН), занятой отражением самой большой угрозы, нависшей над человечеством.
…Экологический кризис побороли. Демографический — побороли. Энергетический — смешно. Вопросы международной конфронтации, недоедания, сверхорганизованной преступности и другие признаки расщепленного мира стали прошлым, правда, не очень далеким прошлым. Но мироздание, природа, творец или кто там еще, очевидно, решили подкинуть мирно благоденствующему сообществу людей новый повод для ускоренного лихорадочного развития.
Некоторые называли ее Космической империей, вспомнив штампы «космиксов», усердно впитываемых вместе с младенческим прикормом. Другие, желая доискаться первопричин, бормотали что-то об отставании общественного прогресса перед материальным. Третьи пускались в путаные предположения о том, что кимперийцы (сокращенно от Космической империи) — это выродившиеся биологические роботы какой-то погибшей галактической культуры.
Как бы то ни было, но программа «Трикстер» разрабатывалась против кимперийцев с целью расколоть их изнутри, ослабить. Группа Семионовича действовала в рассуждении того, что:
1. В иерархической системе, которую представляет Кимперия, есть группы, недовольные существующим порядком. Одни обижены тем, что их не включили в систему управления, другим не нравится, что им обкарнывают их и без того минимальные прожиточные права.
2. Недовольством этих слоев можно воспользоваться. Для этого и создан Трикстер, в световую память которого ввели все случаи обмана, коварства, объегоривания, облапошивания, предательства, подлости, хитрости, о каких когда-либо говорили мировой фольклор и мировая история. В его память заложили «Государя» Макиавелли, «Левиафана» Гоббса, а также «Артхашастру», «Заветы Конфуция», «Авесту» (в той части, где она говорит о правильных действиях царя в управлении государством).
«Никогда бы не подумал, что эта рухлядь когда-нибудь еще пригодится», — визгливо голосил Семионович, в то же время кропотливо претворяя содержание этих безрадостных книг в структуру подсознания Трикстера. Вся остальная исследовательская масса сокрушенно качала головами, сочувственно вздыхала, одновременно поправляя очки, пиджаки, бицепсы, шевеля мозгами и обеспечивая нормальное развитие зародыша. И вот сегодня утром доктор Филд, прочитав в проекте известную резолюцию Семионовича, сноровисто синтезировала генетические векторы с икс-хромосомой и ввела их в плацентарное устройство. Векторы — эти специализированные подобия вирусов — деловито рассеялись по искусственным клеткам Трикстера, наградив его, таким образом, мужским полом со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Ну так что, будем для Трикстера делать Трикстершу? — пытал Семионович сотрудников. — Вместо раскола Кимперии наш бедный выродок будет заводить амуры по всей Галактике. И весь садизм случившегося в том, что ему никогда не удастся найти пару. Короче: расходитесь и думайте, как бы нам выкрутиться из этой ситуации. В вашем распоряжении пять часов. В восемнадцать часов я извещаю спецкомитет ООН о случившейся катастрофе. Я повешусь! Застрелюсь! — отчаянно закричал руководитель, выскочил в коридор и кинулся бежать в свой кабинет. «Утоплюсь!..» — в последний раз отдалось в коридоре, и желтая непроницаемая дверь его кабинета захлопнулась, отрезав дальнейший соблазнительный перечень. Через три часа доктор Филд позвонила возле этой шикарной, из полированного желтого дерева двери, и не просто полированного, а с какими-то соломенными и песочными прожилками; свет отражался и сквозил между ними и выходил навстречу глазу лимонно облагороженный.
