– Слушай, отстань, а? Не верю я никаким гаданиям! Да еще и за деньги! Я ж не совсем идиотка, чтобы последнюю копейку за болтовню отдавать!
Леся сердито дернула плечом, отвернулась к мойке, яростно заскребла металлической губкой по пригоревшему дну сковородки. Черт, все котлеты из-за этой дуры Ритки спалила! Зачем-то позволила ей затащить себя в гости «буквально на одну минутку», проявила в очередной раз душевную мягкотелость. Нельзя, нельзя Ритке ни в чем уступать, сколько уже было подобных душевных приказов подписано, а толку? Все равно ж зашла и в томительные переговоры вступила с этой дурацкой гадалкой, которую Ритка в гости привела, и блеяла, точно извиняясь, что-то невразумительное, интеллигентское. Как будто гадалке так уж важны причины отказа от процедуры насильственного выуживания на свет чужого будущего. Она ж не за спасибо, а за определенную мзду его выуживает. Пусть эту мзду Ритка и платит, а ей подобные сомнительные удовольствия не по карману. В общем, так долго отказывалась, что аккурат котлеты успели сгореть. Что ж, сама виновата! Надо было сразу разворачиваться да уходить. Молча. Без извинений и объяснений. Всегда хорошее решение приходит задним числом. А Ритка, дурища, еще и на кухню за ней притащилась, и стоит за спиной, и к совести ее женской взывает. Интересно, совесть-то тут при чем?
– Леськ, будь человеком… Жалко тебе, что ли? Чего ты отказываешься? Она ж недорого берет! Неужели тебе совсем неинтересно, что с тобой дальше будет?
– Нет, вообще-то мне интересно, конечно, только дорого. Ты где эту Матильду откопала, Рит? Да еще и домой ее привела…
– Да бог с тобой, Леська! – замахала на нее руками Рита. Выпучив глаза и воровато оглянувшись на дверь комнаты, прошептала восхищенно, с легким присвистом на выдохе: – Ты что! Это же замечательная гадалка! И никакая она не Матильда, ее Мирославой зовут… Она же та самая! Которую по телевизору показывают! Ну, которая ночную передачу ведет, как ее…
– «Уроки судьбы»? – автоматически подсказала Леся, продолжая с остервенением драить сковородку.
– Точно… «Уроки судьбы»! А ты что, тоже эту передачу смотришь?
– Нет. Не смотрю. Видела один раз, когда Илька с температурой под сорок лежал, а я уснуть боялась. Там она вроде посимпатичнее была и улыбалась очень уж душевно, даже помурлыкать хотелось в экран. А к тебе в гости совсем другая приперлась. Облезлая, старая и злая, и в каждом глазу по пятьдесят долларов светится. В итоге сто получается.
– Так там же, на телевидении, им грим накладывают! Прежде чем перед камерой посадить! А что, тебя только ее внешность смущает?
– Да ничего меня не смущает! Отстань, а? Видишь, из-за тебя мы с Илькой без ужина остались? Все котлеты сгорели! Теперь придется в магазин идти…
Вздохнув, Рита шагнула к холодильнику, вытащила из морозилки упаковку сосисок, бухнула ею по кухонному столу. Звук получился сердитый, холодный и глухой – Леся вздрогнула, обернулась от мойки:
– Ты чего там буянишь, Рит?
– Твой Илька сосиски больше любит, я знаю! Так что фиг с ними, с котлетами. Считай, что вопрос с ужином снят. Ну, пошли?
– Отстань. Никуда я не пойду.
– Имей совесть, Леська! Понимаешь, я ей обещала, что еще кого-нибудь приведу… Она бы из-за меня одной ни за что не пошла! Выручи, Лесь…
– Рит, ну не могу я! Не понимаешь, что ли? Откуда у меня лишних сто долларов? Я тебе за комнату триста плачу, а зарплата у меня – сама знаешь…
– Ладно, хрен с тобой. Уговорила. Пусть будет сто долларов в счет квартплаты. Вместо трехсот двести отдашь.
– Да я ж не к тому…
– А я к тому! Хватит со сковородкой обниматься, пошли уже!
Сбитая с толку таким поворотом событий, Леся легко позволила оттащить себя от мойки и впихнуть в дверь хозяйской гостиной. Гадалка Мирослава, растекшись грузным туловом по Риткиному дивану, мирно закусывала чем бог послал. Неплохо послал, кстати. Прямиком из Риткиного холодильника. Та всегда вкусную еду про запас держит. Стратегический гостевой пакет, в котором имеют место быть и крабы, и красная икра, и всякие игрушечные баночки с такими же игрушечными огурчиками-помидорчиками. Кокетливо утерев уголки напомаженного рта большим и указательным пальцами, гадалка дожевала деликатесную вкусноту, сделала последний контрольный глоток, потом приказала Ритке сурово:
– Убери все со стола, чтоб ничего, чтоб ни крошечки не осталось.
Потом, развернувшись толстым животом к Лесе, закивала одобрительно:
– Хорошо, что ты все-таки надумала. На меня еще никто не жаловался. Слушай, что говорить буду, и верь. Я и без карт уже вижу, что плохого за тобой нет. Чистая ты до убогости, потому и обиженная.
– В смысле – до убогости? Вы что имеете в виду? – подняла на нее удивленные глаза Леся. – Вы хотите сказать, что я глупая, да? Или больная-нищая?
– Хм… Почему сразу – глупая? Я, наоборот, в хорошем смысле… А ты думаешь, убогими одни только глупые да нищие бывают? Как бы не так… Убогий – это который рядом с Богом…
Вздохнув, она извлекла невесть откуда, как фокусник, старую, засаленную колоду карт, сосредоточилась на секунду и, дрогнув полными щеками, начала ловко выкидывать их по одной на стол. Карты тяжело плюхались рубашками вниз, как масляные холодные оладьи, и Мирослава вглядывалась в них сосредоточенно, сурово сведя толстые брови к переносью. Леся тоже стала вглядываться, придав лицу выражение искушенной заинтересованности, будто и впрямь понимала чего в этом действе. Хотя, как она подозревала, ничего особенного в этом гадании и не было. Они в детстве с девчонками тоже, бывало, на картах гадали и присваивали выпавшим на круг королям имена знакомых мальчишек. Сережка из шестого «Б» – крестовый король, а Дениска из седьмого «А» пусть уж, так и быть, червовым будет… В данный момент, как она ни вглядывалась, ни одного короля в Мирославиных руках так и не промелькнуло. Ни бубнового, ни крестового, ни захудалого червового. Дамы были в полном составе, а королей – шаром покати. Зря только Ритка пожертвовала на нее сотню долларов. Лучше б деньгами отдала. Можно было бы Ильке новые ботинки на зиму купить. А так… О господи! Стоит подумать только, а короли эти тут как тут! И бубновый, и пиковый выпали, сложились рядышком. Что ж, интересно. Послушаем, коли такой разврат пошел…
