Поместье Роуз, Лондон, 18 июня 1509 года
– Меня радуют последние новости из королевского дворца, – сказал Эдвард Стаффорд, третий герцог Букингем, – но то, что мой брат по-прежнему томится в лондонском Тауэре, не может не беспокоить.
– Безусловно, это недоразумение, милорд, – проворчал Чарльз Найветт.
Найветт, лысеющий коренастый человек с румянцем на щеках и маленькими блеклыми глазами, служил герцогу с самого детства и был одним из немногих, кому Букингем доверял, возможно, потому что их связывали также и кровные узы. Мать Найветта была дочерью первого герцога. Его отец, сэр Уильям, которому было уже под семьдесят, все еще занимал почетную должность казначея герцога.
– Со временем все образуется, – поддержал Чарльза Найветта священник Букингема Роберт Гилберт – высокий тощий мужчина с орлиным носом и темными глазами на изъеденном глубокими оспинами лице.
Герцог что-то промычал, то ли соглашаясь, то ли нет, и вперил пристальный взгляд в группку женщин, окружавших его супругу в дальнем конце садовой галереи его лондонского дома. Его сестры, Анна и Элизабет, были среди них. Герцог подумал, что они, возможно, будут ему полезны. По крайней мере никто, даже чрезвычайно осторожные советники короля, скорее всего, не станут арестовывать их по подозрению в измене.
– Несомненно, заключение лорда Генри – следствие злонамеренной клеветы, – сказал Гилберт. – Против него не было выдвинуто никаких обвинений.
– Изо всех придворных почившего короля арестованы только низшие чины: законники и счетоводы, – заметил Найветт.
– И королевский землемер, – добавил Гилберт, чуть ухмыльнувшись.
Оскорбленный этим выпадом, Найветт метнул в него гневный взгляд, но не стал вступать с ним в перепалку в присутствии герцога. Официально Чарльз Найветт состоял на должности землемера Букингема. Эта должность являлась относительно малозначительной в хозяйстве столь крупном, что для его управления требовались канцлер, казначей, хранитель печати и секретарь по приему прошений, и это огорчало Найветта.
Герцог не обратил внимания на трения между своими слугами – он к этому уже привык. Он вообще предпочитал противоборство среди подчиненных их согласию. Также от них требовалось шпионить друг за другом и доносить ему обо всем, что им станет известно. Герцог почитал за благо, чтобы его союзники пребывали во вражде. В Англии, десятилетиями терзаемой войнами за престолонаследие, было необходимо знать, что замышляют неприятели. Но не менее важным было внимательно следить за своими друзьями.
Что касается младшего брата герцога, то он волновался по поводу заключения Генри гораздо сильнее, чем это показывал. Их отношения до ареста нельзя назвать идеальными. Генри был в обиде за то, что его старший брат как глава семейства пытался перераспределить капиталы, которые, по его же обещанию, должны были отойти Генри после женитьбы на вдовствующей маркизе Дорсет. Эту партию ему готовил сам Букингем. Генри проявил упрямство, отказываясь идти на уступки. Как следствие, ко времени восшествия на престол нового короля герцог оказался должен короне шесть тысяч фунтов.
Еще до того, как весть о смерти Эдуарда Седьмого была обнародована, Генри был брошен в лондонский Тауэр по обвинению в измене. «Кое-кто, – подумал Букингем угрюмо, – несомненно, полагает, будто герцог лично несет ответственность за постигшие Генри неприятности». Но, несмотря на все ошибки младшего брата, он все же оставался Стаффордом. Букингем ничего не знал о его аресте, пока не прошло несколько дней после этого события.
Тогда кто же стоял за арестом Генри и его заключением в темницу? И почему это произошло? Мысль о том, что Генри затевал мятеж, смехотворна. Единственное, что интересовало Генри при дворе, это состязания. Турниры – вот чем он жил. Букингем пришел к выводу, что действия, направленные против Генри, были предприняты как предупреждение ему, его старшему брату.
Издал ли указ об аресте заканчивающий свою деятельность Тайный совет старого короля? Они стремились к тому, чтобы смерть Генриха Седьмого оставалась в тайне до тех пор, пока его сын не утвердится прочно на троне. То, что они боятся Букингема как еще одного претендента на трон, позабавило герцога. В его жилах действительно текло больше королевской крови, чем у нового монарха, но имелись и другие, у кого ее было еще больше. Так или иначе, герцог никогда не помышлял о захвате престола для себя. Он был верным подданным, поклявшимся служить Тюдорам.
Мысль о том, что ему придется доказывать свою преданность новому правителю, опечалила Букингема, но он не видел для себя иного выхода. Стаффорды должны стать незаменимыми для молодого короля, Генриха Восьмого.
Герцог снова взглянул на женщин, собравшихся вокруг его жены Элеонор, скромной, спокойной дамы, сестры графа Нортумберленда. Они с братом, так же как Букингем и Генри, были воспитаны при дворе матери Генриха Седьмого, графини Ричмонд. Росшие без отцов, все они находились под покровительством короля. Как только Эдварду исполнилось двадцать, Маргарет Бофорт, графиня Ричмонд, устроила брак своих подопечных.
