Жена священника вышла из-за угла своего дома, едва удерживая в руках охапку хризантем. На ее грубые, прочно сшитые туфли в изобилии налипла жирная садовая земля; частички почвы попали ей даже на нос, о чем она, разумеется, не подозревала.
Подойдя к старой, висевшей на одной петле калитке, она вступила с ней в единоборство, ибо та никак не хотела открываться. Налетевший порыв ветра подхватил было ее замасленную фетровую шляпку и снова опустил на голову – еще более набекрень.
– Тьфу ты! – воскликнула Пончик.
Прозвище это миссис Хармон получила по вполне понятной причине еще в детстве, и с тех пор оно прилипло к ней намертво, хотя родители-оптимисты и нарекли ее когда-то Дианой.
Крепче прижав хризантемы, она протиснулась в калитку и, пройдя через церковный двор, подошла к дверям церкви.
Ноябрьский воздух был мягким и сырым. Плывущие по небу облака оставляли то здесь, то там лоскутки голубого неба. Внутри, в церкви, было темно и холодно. Ее протапливали только к службе.
– Бр-р-р! – выразительно произнесла жена священника. – Лучше управиться поскорее. А то здесь умрешь от холода.
С быстротою, свидетельствующей о долгой практике, она приготовила всю необходимую утварь: вазы, кувшин с водой, подставки для цветов. «Жаль, что у нас нет лилий, – подумала миссис Хармон, – до чего надоели эти жалкие хризантемы». Проворными пальцами она брала их по одной и ставила в вазу.
В создаваемых ею букетах никогда не было ничего художественного или оригинального, ничего особенного, но ведь и сама Пончик не отличалась ни оригинальностью, ни художественным вкусом, однако в них чувствовалось что-то домашнее, приятное. Она осторожно взяла вазы и пошла к алтарю по проходу между скамьями. И тут выглянуло солнце.
Его лучи проникали сквозь восточное окно, украшенное грубоватым витражом с преобладающими синим и красным цветами – подарок богатого прихожанина во времена королевы Виктории. Эта неожиданно обильная красочность заставила ее почти вздрогнуть. «Как драгоценные камни в ювелирной лавке», – подумалось ей. Внезапно она остановилась, заметив что-то впереди. На ступенях алтаря смутно виднелась какая-то неясная тень.
Осторожно поставив цветы, Пончик подошла к ступеням и, наклонившись посмотреть, что там, увидела лежащего ничком человека. Она опустилась рядом с ним на колени и медленно, осторожно перевернула. Ее пальцы нащупали пульс – такой слабый и неровный, что это говорило само за себя, так же как и зеленоватый оттенок бледного лица. Ей пришло на ум, что он, без сомнения, умирает.
То был мужчина лет сорока пяти, одетый в темный поношенный костюм. Она отпустила его обмякшую руку, к которой только что прикасалась, и посмотрела на другую. Та была стиснута в кулак у самой груди. Приглядевшись, она увидела, что в кулаке зажато нечто, напоминающее клок шерсти или большой носовой платок, и он прижимал это к ребрам. Вокруг стиснутой руки виднелись засохшие капли какой-то коричневатой жидкости, и Пончик угадала в ней запекшуюся кровь. Миссис Хармон приподняла голову и нахмурилась.
До сих пор глаза человека были закрыты, но в это мгновение он внезапно открыл их и устремил взгляд на ее лицо. Взгляд не был ни удивленным, ни блуждающим. Он казался вполне живым и все понимающим. Губы зашевелились, и Пончик подалась вперед, чтобы уловить слова или, вернее, слово. Ибо лишь одно слово и было произнесено:
– Святое...
Ей показалось, что, когда он произнес – нет, скорее даже выдохнул это слово, – его лицо словно осветилось изнутри едва заметной улыбкой. Нет, она не могла ошибиться, потому что мгновение спустя он опять повторил:
– Святое...
Затем последовал слабый продолжительный вздох, и глаза умирающего снова закрылись. Ее пальцы вновь коснулись его запястья. Пульс еще прощупывался, но стал чуть заметным, прерывистым. Миссис Хармон встала, приняв решение.
– Не двигайтесь, – попросила она, – старайтесь не двигаться. Я схожу за помощью.
Раненый снова открыл глаза, но теперь устремил взор на разноцветные лучи солнца, проникающие сквозь витраж. Его губы пробормотали что-то, чего Пончик не смогла вполне разобрать. К ее недоумению, ей показалось, что незнакомец прошептал имя ее мужа.
– Юлиан? – переспросила она. – Вы искали здесь Юлиана?
Раненый не ответил. Теперь он лежал закрыв глаза, дыхание стало неглубоким, едва заметным.
Миссис Хармон повернулась и быстро пошла из церкви. Выйдя на крыльцо, она взглянула на часы и удовлетворенно кивнула. Доктор Гриффитс должен еще вести прием. До него всего пара минут ходьбы. Она сразу прошла через приемную, не тратя времени, чтобы постучать или позвонить в дверь, и заглянула в кабинет.
– Идите скорее, – настойчиво позвала она, – в церкви человек умирает.
Спустя несколько минут доктор Гриффитс уже бегло осмотрел раненого.
– Можно перенести его в ваш дом? Там я смогу лучше о нем позаботиться, – произнес он, вставая с колен, – хотя сомневаюсь, чтобы от этого был прок.
– Конечно, – отозвалась Пончик, – пойду все приготовлю. И пришлю Харпера с Джонсом, хорошо? Чтобы помочь вам его нести.
– Спасибо. Я вызову от вас карету «Скорой помощи», но, боюсь, пока она едет... – Он замолчал, не докончив.
