- Расскажи все как было, - сказала доктор Эйлин. - Все как было, пока ты ничего не успел забыть.
- Зачем?
Мне страсть как не хотелось делать этого. В первую очередь потому, что я не знал, как.
- Затем, что людям это будет интересно даже через сто лет.
- Но это же... - Я замялся. В самом деле, что? Скучно? Мне-то все это скучным не казалось. Но другим... - Кому захочется читать такое?
- Всем. Тут им и опасность, и предательство, и отвага, и смерть. Не было еще таких, кто не хотел бы читать об этом.
- Но почему именно я? Я не умею описывать вещи и события. У вас вышло бы гораздо лучше.
Доктор Эйлин положила руку мне на макушку и взъерошила мне волосы. Терпеть не могу, когда она так делает. Если бы я стоял, она бы не дотянулась.
- Если ты хочешь сказать, что у меня больше опыта, ты прав. У меня все получится глаже и правильней. Но ты гораздо моложе меня, и твоя память должна быть раз в десять лучше моей. И главное, большая часть того, что я написала бы, известна мне, так сказать, понаслышке. Это значит, я только слышала об этом, но не переживала сама с начала до конца - так, как это пережил ты и ты один. Так что лучше тебя никто не расскажет. Придется уж тебе потрудиться.
И она вышла, оставив меня наедине с диктофоном.
* * *
Когда спустя четверть часа она вернулась, я не продвинулся дальше слов: "Меня зовут Джей Хара". На этом я застрял. В голове теснились воспоминания о сокровищах Пэдди, двух полулюдях Дэне и Стэне, о космопорте Малдун, о Лабиринте, о Мел Фьюри, о полете на Сверхскорости и обычном полете. Но рассказать об этом у меня не получалось.
Доктор Эйлин подсела ко мне.
- Какие-нибудь сложности?
- Я не знаю, как об этом рассказывать.
- Уверена, что знаешь. Начни с чего угодно. Пойми, Джей, ты ведь не строишь дом, где стены можно возводить только после того, как уложишь фундамент, а настилать крышу - не раньше, чем закончишь стены. Ты можешь начать с чего хочешь, и возвращаться к этому с дополнениями и поправлять то, что, как тебе кажется, ты описал неверно. И если потребуется написать правильнее, я помогу тебе. Ты только начни. И никаких "но". Давай.
На словах все было очень просто. Наверное, для нее это и было простым делом. Но мне ненавистна была сама мысль о том, что она может взять то, что я расскажу, и поменять там что-нибудь, и оставить все это под моим именем. Поэтому я заставил ее пообещать, что она только подправит там и здесь, если я чего-то неясно напишу. Так я начал свой рассказ - с того момента, с которого он только и мог начаться.
* * *
Меня зовут Джей Хара. Мне шестнадцать лет. Первые мои воспоминания - это моя мать и озеро Шилин. Мать выводит меня на крыльцо, обращенное к озеру, и мы смотрим, как зимнее солнце отражается на водной глади или вспыхивает на чешуе выпрыгнувшей из воды летучей рыбы. Иногда рыбы вылетали на берег и попадали к нам на сковородку. Но в озере их от этого не убавлялось.
Озеро было широкое, и когда я был совсем маленьким, мне казалось, что оно тянется до края света, хотя временами, когда воздух был тих и особенно прозрачен, можно было разглядеть вдали очертания башен и куполов. И самое замечательное - когда небо вечерами темнело, а ветер стихал, мать изредка выводила меня на улицу и говорила:
- Смотри, Джей! Вон там!
Она показывала куда-то пальцем, но вначале ничего не было видно. Спустя несколько минут где-то на том берегу озера начинал расти розовый столб. Он рос, рос и упирался в небо.
- Тебе отсюда не видно, - говорила мать, пока я не отрываясь смотрел на бесконечно высокую колонну, - но там, на самом верху, корабль. - Она улыбалась и продолжала: - Он летит все выше и выше - к Сорока Мирам. Когда-нибудь ты вырастешь, Джей, и твое место будет там. Ты будешь путешественником, таким, каких еще не бывало.
К тому возрасту, когда мне исполнилось девять лет, я сильно расширил свои познания о путешествиях и путешественниках, но мне представлялось, что этот род занятий и вполовину не так замечателен, каким описывала его мать. И все потому, что некоторых космических путешественников мне довелось видеть. Раз в месяц или в два какой-нибудь странник заглядывал в наш дом. Все они приходили по пыльному проселку из города Толтуна, что находился в получасе ходьбы по берегу озера. Все они были мужчины; ни один из них не походил на другого, и все же в некотором отношении они были схожи. Я научился распознавать их по дряблым, трясущимся телам, по красным лицам со вспухшими жилами или по ужасному, разрывающему горло кашлю.
И это были прославленные путешественники по Сорока Мирам! Я ясно видел их болезненную внешность, но моя мать, похоже, этого не замечала. Стоило одному из них показаться на дороге, как мать совершенно преображалась. Ничто иное - только появление этих хрипящих несчастных могло превратить ее из сильной женщины с независимым характером в хрупкое беспомощное создание.
- Не будет ли вам трудно помочь мне управиться с этой корзиной? - говорила она, застенчиво трогая незнакомца за рукав. - Мне только в дом занести... - и сама смеялась над своей притворной хрупкостью.
Не было случая, чтобы кто-то отказал ей, хотя зачастую ноша была тяжелей пришельцу, нежели матери (или даже мне). И стоило мужчине оказаться в нашей маленькой гостиной, как мать буквально расцветала. Бледные щеки окрашивались нежным румянцем, рыжие волосы водопадом ниспадали до пояса. Менялась даже ее походка: мать начинала двигаться легко и плавно, покачивая бедрами. Вечером она спускалась в погреб и возвращалась с бутылками самых лучших вин в дополнение к обильному и более изысканному, чем обычно, обеду. И еще одно: Дункан Уэст, дядя Дункан, обыкновенно проводивший в нашем доме почти каждый вечер, исчезал таинственным образом.
