1348 год
Сыну Хью Фицуорена предстояло принять мученическую смерть – быть убитым толпой бретонских крестьян в убогом жилище, провонявшем коровами и навозом.
Морван толкнул ногой скамью, придвинув ее к стене, что находилась против входной двери. Он тяжело опустился на нее и положил меч на колени.
Справа от него, там, где находились стойла, храпел и бил копытами его жеребец. Он словно чувствовал, какая опасность грозит хозяину. А слева на деревянной кровати у очага стонал от невыносимой боли юный Уильям.
Не иначе как милосердные небеса послали несчастному такой конец. Лучше уж отправиться на тот свет как можно скорее, чем долго мучиться от хвори, которая сжигает мозг и покрывает тело черными язвами.
И откуда только они заявились, эти оборванцы, выкрикивающие угрозы и проклятия? Сквозь толстые каменные стены и затворенные дверь и окно голоса их доносились до него как отдаленный грозный гул. Комнату освещал лишь огонь в очаге, который он развел, когда внес сюда Уильяма.
Когда он и его люди пришли сюда, ища, куда бы поместить Уильяма, в деревне не было ни души. Казалось, жители ее покинули. Болезнь заявила о себе вчера. Из-за этого-то стражи затворили перед ними ворота Бреста, преградив доступ в портовый город. Им не оставалось ничего другого, как двинуться на север по прибрежной дороге.
И лишь после того, как он отослал воинов назад в Брест, откуда ни возьмись появились эти проклятые поселяне. Он успел прибить к двери черную тряпицу, это был знак, что в доме больной. Жителям деревни было из-за чего злиться и вопить от ярости – смерть уже собрала в Бретани обильную жатву и вот теперь пожаловала к их порогу в образе двух англичан.
Он поднял глаза к соломенному потолку. Они не рискнут его разобрать, чтобы проникнуть внутрь. Оружием их будет огонь. Им недостает только вожака, который отдаст команду. А еще они, скорее всего, подождут, пока стемнеет. Такие дела легче вершить под покровом ночи.
Можно было бы уйти и оставить здесь оруженосца. Но он не мог сделать этого хотя бы потому, что они с Уильямом совсем недавно сидели в одном седле, а значит, болезнь скоро поразит и его. Воины обождут его у последнего перекрестка, как было условлено, они простоят там целый день, а то и больше. Но разве он может к ним приблизиться, неся в себе смерть? Нет, самое лучшее – это остаться умирать здесь. Джон примет на себя командование, он приведет воинов в Брест, а оттуда они поплывут через море в Англию. Джона они не очень-то жалуют, но прекословить ему не осмелятся.
Шум снаружи стих на несколько мгновений, затем раздался чей-то отрывистый выкрик, на который толпа ответила сдержанным гулом. Жители деревни обрели своего лидера.
Уильям метался по кровати, дыхание его стало сиплым, тяжелым. Несколько раз он жалобно позвал сэра Ричарда, гасконского вельможу, которому они служили, покатого не скосила чума вместе со всем его семейством. Морван взялся доставить Уильяма домой.
Ярость толпы все нарастала. Предводитель выкрикивал какие-то слова, остальные тотчас же их подхватывали. Морван почти не говорил по-бретонски, но те несколько слов, которые они повторяли, были ему знакомы. Они кричали: «Не допустим! Не бывать этому!»
Возможно, они не станут ждать наступления темноты…
Голоса стали громче, разъярившиеся крестьяне нараспев повторяли свои угрозы. Сердце Морвана гулко билось в груди в такт их выкрикам. Он сжал рукоять меча, приготовившись защищаться. Толпа вопила все неистовее, и вот уже ритм сломался, за стенами дома раздавался сплошной оглушительный рев.
И вдруг он смолк, словно по команде, поглощенный гробовой тишиной.
Морван напрягся в ожидании нападения. Они не разошлись. Напрягая слух, он улавливал негромкие звуки, доносившиеся снаружи. Разумеется, после недавних воплей он мог услышать их лишь на фоне наступившего безмолвия. Он догадался, что разбушевавшуюся толпу усмирил кто-то неведомый и грозный.
Дверь приоткрылась, и по земляному полу скользнул золотистый луч света. Он вскочил со скамьи, приготовившись защищаться, а заодно защищать беднягу Уильяма и, возможно, жителей деревни.
Но вот дверь распахнулась настежь, и, щурясь от яркого солнца, он увидел в проеме двух рыцарей. И хотя для него они были всего лишь темными силуэтами, окруженными ослепительным сиянием, он успел заметить, что оба вооружены и держат наготове мечи.
Одному из них на вид было около тридцати. Его золотистые волосы, зачесанные ото лба назад, волной спускались на плечи. Среднего роста, довольно крепкого сложения, он был в доспехах, но без шлема. Его темные, глубоко посаженные глаза составляли странный контраст со светлыми волосами.
Второго, стоявшего немного поодаль, рассмотреть было сложнее. Солнечные лучи заливали нестерпимо ярким светом всю его высокую, сухощавую фигуру и рассыпались огненными искрами в пышных кудрях цвета спелой пшеницы. Всю его одежду составляли короткая серая полотняная туника, серые панталоны и черный широкий плащ. Судя по этому скромному одеянию, его можно было бы принять за оруженосца, в пользу данного предположения говорил также и его возраст – он был заметно моложе своего спутника, но уверенная манера держаться, властность, сквозившая в каждом его жесте, в осанке, безошибочно указывали на то, что главный из двоих именно он.