«Зубная паста „ОПТИМУС“ — залог хорошего настроения и взаимной любви!» — улыбающаяся неоновая девица в бикини мчалась на огромной, в несколько этажей, акуле по мерцающим электрическим волнам. «Идиллия, — грустно подумал Новак. — Искреннее чувство на почве здоровых зубов. Почистил их „Оптимусом“ — и возлюбил ближних. Сразу, скопом… Вот только взаимности может и не получиться: всегда найдутся такие, что пользуются другой пастой, а то и вовсе не чистят зубов…»
Ночной город до краев полнился рекламой. Неон рассыпался по карнизам и фасадам зданий, взрывался разноцветными искрами. Над зданием мэрии, разбрызгивая фиолетовые сполохи мигалок, пролетел в сторону южной окраины полицейский вертолет.
Новак проводил вертолет взглядом и закурил сигарету. Он стоял у раскрытого окна, и отсветы рекламы скользили по его худощавому лицу.
В комнате было душно, накурено, пахло джином. В углу на столике светился монитор персонального компьютера. Новак готовил репортаж о неудачном ограблении антикварной лавки для утреннего выпуска «Плейн диллер» — газеты, где он работал в отделе уголовной хроники. Репортаж получался веселым, тем более случай был анекдотичный. Грабитель наставил на хозяина старый «кольт» и потребовал наличность. Хозяин же оказался тертым малым, залепил ему оплеуху, связал и вызвал полицию. Те приехали и, добродушно посмеиваясь, погрузили ошарашенного таким исходом неудачника в машину. Довольный комиссар разразился по этому поводу длинной речью о растущей преступности и жалких фондах.
Новак стряхнул пепел с рукава пижамы и посмотрел в угол. Себя он считал неудачником. Сколько ночей он стучал по клавиатуре, курил у окна, пил джин, от которого не пьянеешь, а только болит голова? Что получил взамен? Джоан и та последнее время или молчит, или злится… ну да ладно, на нее иногда находит… Кстати, не позвонить ли ей?
Загасив сигарету, Новак вернулся к столу. Налил в стакан джина и с сомнением посмотрел на видеофон. «Нет, — решил он, — сначала добью репортаж, чтоб над душой не висело. Что там комиссар говорил про полицию? Лицо государства? Этак, если развить мысль, то и армия — лицо государства, и президент, и те, кто бегает с „кольтами“, требуя наличность… Сколько же лиц у государства?» Новак фыркнул. Ладно, пусть на этот раз будет полиция. Во главе с комиссаром. Хотя тот как-то пожаловался Новаку, что скоро, наверное, уйдет в отставку: помощник, сукин сын, расторопность свою перед начальством показывает, на ходу подметки рвет. Жизнь есть жизнь, господин комиссар, и аутсайдеры не такое уж редкое в ней явление. Новак тоже, когда учился в колледже, думал заняться большой литературой. Думал, газета — самая подходящая для этого платформа: наберется опыта, набьет руку. Стал уголовным хроникером. Платформа оказалась болотом. Вначале были идеи, но не было времени. Теперь ни времени, ни идей.
Новак допил джин и сел за работу. Через полчаса он загрузил файл, соединился по каналу с редакционным компьютером и переправил материал.
Уже в постели он вспомнил, что собирался позвонить Джоан, но подниматься было лень, и Новак решил, что сделает это утром.
Звонок был долгим, настойчивым. Новак с трудом разлепил веки и, чуть пошатываясь со сна, подошел к видеофону. В левом виске толчками пульсировала боль. За окном едва брезжило. Новак поморщился и щелкнул клавишей.
— Очень хорошо, что ты дома! — сказал с экрана редактор отдела уголовной хроники Билл Хэйден.
— Вот уж действительно, — угрюмо согласился Новак, потирая висок. Боль не проходила. Кажется, даже наоборот, усилилась.
— Значит так, — Хэйден поправил роговые очки с дымчатыми стеклами, — сейчас ты поедешь в обсерваторию…
— Прямо сейчас? — уточнил Новак.
— Прямо сейчас. Бросай все и поезжай. Мы тебе оставляем первую полосу завтрашней газеты. Сегодня дадим дайджест из центральных. Действуй в режиме «бласт оф»!
Новак присвистнул: не так уж часто его материалы выходили на первой полосе.
— Что там стряслось? — спросил он.
— Ты читал сегодняшние газеты?
— В такую рань? — удивился Новак.
— Ах, да! — Хэйден озабоченно потер обширную лысину. — Я тебе сейчас пошлю, разберешься. И не теряй времени.
Он отключился, и через минуту ожил принтер компьютера.
Новак вытащил из него первую распечатку и поплелся на кухню. Что бы там ни случилось, но кофе он выпьет.
Пока сипела кофеварка, он разыскал таблетки от головной боли и проглотил сразу две. Потом взял листок… Под названием газеты самым крупным шрифтом было набрано:
«ПРОФЕССОР ДОНАЛЬД А. КЭСЕЙЛА
О ПРИРОДЕ КАТАСТРОФЫ:
ЛУНА ПОГЛОЩЕНА БЛУЖДАЮЩЕЙ ЧЕРНОЙ ДЫРОЙ!
ОЧЕРЕДЬ ЗА НАМИ?»
Далее шел текст, схемы, фотографии.
Прочитав статью, Новак налил кофе и задумался. Слишком уж все это нереально, какой-то чудовищный розыгрыш. Он снова взял листок и прочел название. Вполне добропорядочная газета, даже слегка консервативная, не из тех, что печатают всякую бредятину. Значит, пока он писал репортаж, пил джин или спал — особого значения не имеет — Луна исчезла. И, если прав этот Кэсейла, то торопиться, собственно, уже некуда. С минуты на минуту может начаться… А что может начаться? Новак подумал, что может начаться с минуты на минуту, но ничего конкретного не придумал. Во всяком случае, в городе будет паника. Впрочем, не только в городе. Сам Новак, как ни странно, был совершенно спокоен. Работая уголовным хроникером, он стал философски относиться к смерти. Однажды, еще в начале своей карьеры, Новак брал интервью у приговоренного к смерти и, помнится, поразился его спокойствию. Тот усмехнулся и сказал, что когда все предрешено и нет никаких шансов, волноваться незачем. Примерно такое же чувство было сейчас и у него.
