В подвале было темно и тихо, и пахло плесенью. Слышно было лишь журчание воды, и попискивание крысы, которая шныряла туда-сюда по грязному полу в поисках ужина. Вдруг крыса настороженно замерла на месте — из-за железной двери послышались шаги. Дверь отворилась, и на крысу упал яркий луч галогенного фонарика.
— Ах ты ж сука, — угрожающе пробасил Петрович, — Смотри, Михалыч, совсем обнаглели эти суки!
Крыса возмущенно пискнула и поспешила юркнуть в дыру в стене. Луч фонарика заметался по сторонам, выхватывая покрытые грязью и зеленой краской стены, лужицы чего-то подозрительного на полу, поросший сероватой плесенью потолок.
— Ну, сука, попадись ты мне, раздавлю к чертовой бабушке, — все никак не мог успокоиться Петрович.
Его собеседник пожал плечами. В его круглых модных очках отражался отблеск фонарика. Очки не вязались с его заляпанным маслом халатом, и кирзовыми сапогами с налипшей на них глиной.
— Что поделать, Петрович. Каждой божьей твари чем-то жить надо.
Петрович взглянул на товарища, что-то нецензурно проворчал, и подошел к трубам, которые уходили в дальнюю стену. При свете фонарика стала понятна причина журчания — в соседнем помещении из трубы била струя мутной жидкости, от которой шел пар.
— Михаалыч! Ты глянь, что творится!
Петрович перевел луч фонарика вниз, и стало видно, что струя бьет как раз в середину кучи чего-то полужидкого, ошметки чего были разбросаны тут и там. В нос работягам ударило отвратительное зловоние.
— Суки. Засранцы. Опяять… срут! Объявление же повесили — не работает! Ремонт! А они! — побагровев, начал низким полушепотом Петрович, постепенно заводясь и переходя на более высокие ноты.
— Не срут, а облегчаются, Петрович, — флегматично поправил его Михалыч, привычным движением сдвинув очки ближе к переносице.
— Да срут они! Везде срут! И на нас срут, Михалыч! Все просрали уже, все, всю страну просрали! — Петрович все больше и больше распалялся. Его риторика раздавалась гулким эхом по всему подвалу.
— Тише, тише, Петрович, давай без этого, — испуганно перебил его коллега, — сам же знаешь, страна у нас лучшая в мире. Слышал, на чемпионате-то как наши американцам дали. Ух, как дали!
— И что, что дали? — упрямо продолжал Петрович — срать от этого меньше стали, что ли? Как в их толстые жопы столько говна-то влезает, понять я не могу! Вон, глянь-ка, Михалыч, на эту жопу.
Петрович перевел луч фонарика на потолок. По центру потолка располагался диск из полупрозрачного стекла с довольно необычными свойствами — снизу было достаточно четко видно помещение вверху, где действительно маячила чья-то голая жопа. Сверху же диск казался матовым, так что обладатель жопы не мог видеть ничего, что делается в подвале.
— Так уж мир устроен, Петрович, — философски заметил Михалыч. — Говно — такая штука, что всегда сверху вниз течет, иначе не бывает.
Федотов, закончив свои дела, вышел из офисного туалета, отряхивая на ходу мокрые руки. Он торопился обратно на свое рабочее место — сегодня нужно было отработать полный рабочий день, а он уже два раза выходил покурить. Каждый перекур — минус пять минут, да еще сейчас целых десять минут потратил. Черт, и почему ему приспичило в туалет в самый разгар смены? Если он не поторопится, то вечером не успеет на маршрутку; придется еще тридцать минут ждать следующей. Время, время, его постоянно не хватает.
Федотов вошел в обширный опен-спейс и просеменил мимо склонившихся над мониторами коллег в свой кубикл. Все кубиклы походили друг на друга как две капли воды — серые картонные стенки, пара листов с графиками и календарь. Украшать и изменять внешний вид кубиклов запрещалось корпоративной политикой, так что их можно было различить только по стикеру с номером. Номер кубикла Федотова был Б-314.
Только Федотов сел за свою рабочую станцию, сверху раздалась мелодичная трель сигнала. За сигналом последовало объявление. Бесстрастный женский голос произнес:
— Вниманию сотрудников. Сотрудникам отдела «Б» проследовать в конференц-рум номер 23 на совещание. Тема совещания: «Эффективность производственного процесса и снижение рисков». Повторяю, сотрудникам отдела «Б»…
Сердце Федотова упало и разбилось. Совещание! А это значит, что намеченную на сегодня работу он уже точно выполнить не успеет. Не успеет на маршрутку. А ведь Аня сказала, что если он еще раз опоздает — то будет проводить вечера наедине с собой. И со своей правой рукой. Прощай, личная жизнь…
По пути в конференц-рум номер 23 Федотов заметил окладистую рыжую бороду, возвышающуюся над макушками спешащих офисных работников. Федотов немного ссутулился и постарался слиться с толпой — но было поздно, бородач уже тоже его заметил.
— Здорово, Федотов! Как делишки, как детишки? Все сычуешь один? — бородач уже протискивался к Федотову, легко перекрывая фоновый шум своим зычным голосом.
— Привет. Артемий, можно тебя попросить — немного потише, голова болит, — соврал Федотов. Артемий работал в соседнем отделе. Федотов забыл его должность — то ли менеджер по маркетингу, то ли проджект-аналитик по логистике.
— Га-ха-ха-ха-ха! — оглушающе захохотал Артемий. — Болит — лечиться надо! А лечатся наши люди чем?
