В бытовке курсант Шрамко мучился с просушкой подворотничка. Утюг на свободной доске то нагревался до кипения, то остывал. Хорошо, что курсант успел прогладить куртку и брюки, с выстиранными подворотничками повезло меньше.
— Твою мать, и что за утюг?
Гладивший рядом товарищ по взводу усмехнулся:
— Что, Шрам? Сломал утюг, ну, теперь «хомут» заставит тебя новый купить.
«Хомутом» в военном училище, да и в войсках вообще часто называли старшину роты.
— А не шел бы он! Слышь, мужики, дайте подворотничок догладить! Осталось всего ничего.
— Бери, я пойду покурю в курилке, — пошел навстречу его сосед по глажке.
Шрамко перешел за другую доску и в считаные минуты исправным утюгом высушил кусок белой материи. Теперь осталось в кубрике подшить его, повесить форму на стул, и в кровать, отдыхать до получения оружия, когда первый взвод десятой роты заступал в караул. Сколько уже их было за почти четыре года обучения в Переславском военном училище? Караулы не считали, дожидаясь последнего, как говорится, дембельского.
Вернув утюг подошедшему товарищу, Шрамко забрал форму, прошел в кубрик, присел на стул, достал из ящика иголку с ниткой. Тут появился друг Шрамко, курсант третьего взвода Роман Середин, присел на соседний стул:
— Думал, не успею.
— В смысле? — поднял на друга удивленный взгляд Шрамко.
— Слушай, Дим, ты на какой пост заступаешь?
— На четвертый.
— Пост длительного хранения техники и складов «НЗ», самое то.
— А в чем, собственно, дело, Рома?
— Ночью когда стоять будешь?
— Это смотря что ночью считать. У меня смена с 20.00 до 22.00, затем резерв, отдых, потом на пост с двух до четырех.
— Отлично!
— В «самоход», что ли, собрался?
— Да.
— И кто же твою Алину ночью из дома выпустит?
— Сам удивился, когда она позвонила и спросила, смогу ли я подойти к трем часам. Наверное, есть что важное сказать.
— Может, папенька ее изменил свое отношение к тебе?
— От него дождешься, — вздохнул Середин. — Ему зять офицер на хрен не нужен. Как же, местный олигарх, мебельный салон имеет, да еще с десяток подпольных цехов. Он уже нашел жениха для дочери. Да только не выйдет у него ничего.
— Как знать, Рома. Или думаешь, он не просчитывает варианта, что после выпуска его совершеннолетняя дочь может просто сбежать с тобой? Просчитывает, потому как в части, куда пошлют, он вас уже не достанет.
— Пусть просчитывает. Мы сделаем так, что все его просчеты пустыми окажутся. Но вот почему она сегодня меня ночью вызывает? Не могу понять.
— Наверное, Алиночка решила не ждать выпуска, а сегодня из хаты свалить, — улыбнувшись, предположил Шрамко.
— Ей еще школу закончить надо. И потом, куда я ее дену? Не в училище же больше месяца прятать?
— Почему нет? Да и хату снять в городе по-тихому не проблема.
— Не прокатит. Ну ладно, посмотрим, что там у нее. Так я через твой пост пройду?
— По форме или в спортивном?
— В спортивном, конечно, до их коттеджного поселка по «железке» километров пять.
— Во сколько двинешь?
— Сразу после смены поста, где-то в 2.20. Вернусь через час-полтора.
— Лады. Фонарь не забудь, а то сиганешь сдуру через забор и попадешь под очередь. На территории поста всего два прожектора. Не различишь, свой или кто из бандюков, а может, дезертир из батальона ополчения. Месяца не прошло, как бойца из БОУПа похоронили. Дернуло солдата через пост пойти. Правда, он в хлам был, но от этого не легче. Получил пять пуль, и «до дому, до хаты» в цинковом гробу.
— Фонарь возьму, пойду трезвым, сигналы прежние. Из училища подойду к посту от полосы препятствий, обратно со стороны железной дороги, напротив караульной вышки.
— Договорились.
— Не усни.
— Я не сплю на посту. Привычка уже дурная выработалась за четыре года. В караулке в резервной смене голова на стол так и клонится, два часа отдыха пролетают секундой сна, на построение выходишь сонной мухой, а стоит прийти на пост, все, сон как отшибает.
— Ладно, подшивайся, отдыхай, я на самоподготовку. Ночью встретимся.
— Давай! Но знай, Рома, не нравится мне что-то этот «самоход». Что уж такого могло произойти, чтобы Алина решилась выйти из усадьбы в темную рощу, да еще в такое время?
— Но позвонила же, вызвала.
— А по телефону объясниться не могла?
— Не знаю, Дим, сам голову ломаю, что за дела. И теперь, пока не дойду до нее, не успокоюсь.
— Сам не пробовал ей позвонить?
— Не отвечает.
— Говорю, что-то не то.
— Пошел! — отмахнулся Середин.
— До встречи. Первый сигнал — от полосы препятствий, я возле вышки буду.
— Спасибо.
— Спасибо в карман не положишь. В увольнении пузырь с тебя.
— Договорились.
Середин ушел на построение третьего и четвертого взводов для следования в учебный корпус на самоподготовку, Шрамко подшил подворотничок, повесил форму и шмыгнул под простынь, поспать пару часов, пока дежурный не проорет: «Взвод! Подъем!» Больше всего Дмитрий ненавидел эту команду, совсем другое дело «Отбой!». Значит, день прошел, и черт с ним.
Время в училище летит быстро. Подъем, туалет, физическая зарядка, приведение в порядок, уборка, построение на утренний смотр, занятия, обед, свободное время, самоподготовка, ужин, спортивные мероприятия, вновь немного свободного времени, вечерняя прогулка, поверка, отбой. И все время — построения, команды, ничего без команды.
