Он ждал этого момента почти сорок лет. Сорок лет. Но сегодня, в этот зимний день, на дороге, покрытой грязным снегом, под блеклым небом Нью-Гемпшира, на котором высоко и безрадостно стояло солнце, ожидание наконец прекратится.
Он тронул рычаг управления, и инвалидное кресло подъехало ближе к затемненному окошку. В фургоне витал въевшийся запах машинного масла. По дороге приближалась машина, слегка виляя из-за неправильного развала колес.
– Это он? – прозвучал надтреснутый голос. Неужели голос так меняется от старости? А ведь когда-то голос его был сильным, властным. Да и сам он был атлетом с прекрасной фигурой – женщины так и вешались на него. Но теперь от былой физической силы ничего не осталось, да и женщина сохранилась только одна.
– Погодите, – откликнулась Илза. Она грациозно выскочила на дорогу. Откинув с лица длинные светлые волосы, девушка навела бинокль на приближающийся автомобиль. – Цвет вроде бы тот, – прошептала она. – Голубой. Минуточку... Номера не те!
Он резко опустил левую руку на подлокотник, металл звякнул о металл.
– Черт побери!
– Не волнуйтесь, – произнесла Илза, махнув рукой вслед проехавшей машине. – Он всегда ездит на работу этим путем.
– Ну и черт с ним. Я ушиб руку.
– Ах, бедняжка! Не стоит так волноваться! Илза не видела собеседника: их разделяло тонированное стекло перегородки. Впрочем, это не имело значения.
– Сорок лет, – с горечью произнес он.
* * *
– Тридцать восемь лет, семь месяцев и пять дней, если быть до конца точным, – поправила она.
Он что-то проворчал. Ее тогда еще и на свете не было, а ему было столько же лет, сколько ей сейчас. Если бы он тогда с ней познакомился, она обязательно принадлежала бы ему. При необходимости взял бы ее силой. Он бы и сейчас взял ее – если бы было чем. Может быть, когда дело будет сделано, он найдет способ овладеть этой глупой девчонкой, воспринявшей ложную идею ушедшего поколения как свою.
– Еще одна машина.
Илза снова выбежала на дорогу. Он наблюдал за ней: черные брючки плотно облегали стройную девичью фигуру, белая блузка была накрахмалена, словно форменная. Нарукавная повязка была вывернута наизнанку, так что снаружи был заметен только красный цвет. Но даже в таком виде повязка напоминала ему былые дни.
– Ну теперь-то он? Смит?
– Да! – возбужденно ответила Илза. – Это он! Харолд Смит.
– Наконец!
* * *
Харолд Д. Смит сначала заметил девушку. Стоя посредине дороги, она изо всех сил размахивала руками.
Хорошенькая, лет двадцати пяти – двадцати шести, с лицом, которому не требовался макияж. Сквозь обтягивающую блузку виднелось черное кружево лифчика. Смит отметил все это чисто автоматически: он перестал воспринимать молоденьких женщин как сексуальный объект, когда его седые волосы начали редеть, а случилось это более десяти лет назад.
Он затормозил и лишь тогда заметил фургон. Фургон был из тех, что делаются на заказ, выкрашенный бронзовой краской. Он стоял в грязи на обочине, чехол на прикрепленном сзади запасном колесе отсутствовал.
Блондинка подскочила к окну с его стороны, и Смит опустил стекло. Девушка одарила его лучезарной улыбкой, но он не улыбнулся в ответ.
– Вы не могли бы мне помочь? – спросила девица.
– А что случилось? – поинтересовался Харолд Смит, хотя случившееся было очевидно: спустившее колесо.
– Мне никак не удается снять запаску, – объяснила блондинка.
– Минуточку.
Харолд Смит съехал на обочину, испытывая легкое раздражение оттого, что теперь наверняка опоздает на работу. Ему совсем не улыбалось заниматься физическими упражнениями, связанными с заменой колеса, особенно после этой мерзкой овсяной каши, камнем лежавшей у него в желудке и представлявшей собой верх кулинарных способностей его жены.
Он вышел из машины, и блондинка запрыгала от счастья, как веселый щенок.
– Меня зовут Илза Ганс, – объявила она, протягивая руку.
Смит неуверенно пожал ее. Пожатие было сильным, гораздо сильнее, чем он ожидал. И в этот момент свободной рукой она вытащила пистолет со взведенным курком и наставила на Смита.
– Спокойно, – предупредила она.
Харолд Смит попытался вырвать руку, но девица сжала ее еще сильней и заломила ему за спину. Ударив Смита по пояснице, она повалила его на автомобиль.
– Юная леди, я должен вас предупредить. Если это ограбление...
Но тут ему в спину уперлось дуло пистолета, и он подумал, что, возможно, она собирается пристрелить его прямо на месте.
– Помалкивайте! – пригрозила девица, и в голосе ее зазвучал металл. Затем она сняла нарукавную повязку, аккуратно вывернула ее, завязала Харолду Смиту глаза и повела его к фургону со спущенным колесом.
Если бы Смит мог взглянуть на себя со стороны, то он наверняка узнал бы черную свастику в белом кругу, красовавшуюся в самом центре закрывавшей ему глаза повязки, и, возможно, понял бы все. А может быть, и не понял бы.
* * *
– Харолд Смит?
У него пересохло во рту, и он глотнул воды. Почему он так нервничает? Ведь скорее пристало волноваться Харолду Смиту.
– Да... – неуверенно произнес Харолд Смит. Хотя глаза у него были завязаны, он знал, что находится внутри выкрашенного бронзовой краской фургона. Пол был устлан ковром, верх обит плюшем: он задел лысиной потолок, когда его втолкнули в мягко отъехавшую боковую дверцу. Чьи-то холодные руки бросили его на вращающееся сиденье.