Грандиозное движение рабов под предводительством бывшего гладиатора Спартака (73–71 до н. э.), уже в древности получившее название Спартаковская война, считается одним из самых значительных проявлений кризиса Римской республики в I в. до н. э. Это событие из истории Древнего мира перестало быть предметом чисто академического интереса уже более двухсот лет назад. В 1769 г. Вольтер одним из первых сослался на восстание Спартака в контексте обоснования права людей на вооруженное сопротивление несправедливому угнетению.
На фоне Великой французской революции Спартак быстро приобрел ореол неукротимого героического борца за свободу, так соответствовавший духу времени [1]. Вскоре «черный Спартак» — Франсуа Доминик Туссен-Лувертюр (ок. 1744–1803), начал на о. Гаити войну за свободу и независимость рабов-негров, добившихся в конечном итоге создания собственного государства. Следующее столетие подняло Спартака на щит как выдающегося организатора классовой борьбы римских рабов против их господ. Многие сравнивали с ним американского сторонника ликвидации рабства Джона Брауна, в 1859 г. Поднявшего восстание и погибшего за свои убеждения. К. Маркс, безусловно, выражал уже сложившееся общественное мнение, когда в письме Ф. Энгельсу от 27 февраля 1861 г. высказался о Спартаке следующим образом: это был «истинный представитель античного пролетариата» и «самый великолепный парень во всей античной истории». Романтический герой, готовый пожертвовать своей жизнью ради высокой цели, — таким предстал Спартак в 1874 г. перед первыми читателями известного романа итальянского писателя Р. Джованьоли, под руководством Дж. Гарибальди принимавшего непосредственное участие в войнах за объединение своей родины. Когда по свежим следам эту знаменитую книгу переводил на русский язык профессиональный борец с российским самодержавием С. М. Степняк-Кравчинский, он, несомненно, воспринимал Спартака как революционера. По той же причине немецкие социал-демократы Карл Либкнехт и Роза Люксембург назвали созданную ими в 1916 г. организацию Союзом Спартака.
Позднее в Советской России восстание Спартака стало преподноситься как первая международная революция трудящихся, а в общественное сознание активно внедрялся мифологизированный образ человека, который, выражаясь языком того времени, «задал жару античным эксплуататорам трудового народа» и вполне заслуживает, чтобы его имя было увековечено достойным образом. Отсюда существующие до сих пор многочисленные улицы и площади Спартака в Москве, Иваново, Калуге, Твери, Саратове, Липецке, Донецке, Ставрополе, Челябинске, Уфе, Новосибирске, Новокузнецке, Кемерово и Улан-Удэ [2]. Можно упомянуть также появившиеся в 1920-х гг. спартакиады, а позднее — общество и спортивные клубы, носящие его имя. Тогда же вошло в моду имя Спартак. Характерным примером является известный актер Спартак Мишулин (1926–2005), дядя которого проф. Д. В. Мишулин много лет занимался изучением истории рабских восстаний.
Определенную роль в нарастании всенародной любви к античному символу свободы сыграли прозвучавшие на I Всесоюзном съезде колхозников-ударников в 1933 г. известные слова И. В. Сталина о революции рабов, которая «ликвидировала рабовладельцев и отменила рабовладельческую форму эксплуатации трудящихся» [3]. Тут же эта идея, переносившая понятие «революция» в далекое прошлое, была подхвачена и переработана в теорию о растянувшихся более чем на пять столетий двух фазах рабской революции, о союзе рабов с «попутчиками», т. е. беднейшим крестьянством, а на позднем этапе и с варварами, и т. д. Такой безосновательный модернизаторский подход можно найти в работах уже упоминавшегося А. В. Мишулина, который утверждал: «…рабы становились пролетариями, и создавались предпосылки для более высокой стадии классовой борьбы, ставящей своей задачей уничтожение всякой частной собственности, ликвидацию капиталистического строя. Революция рабов была необходимым историческим звеном в борьбе за окончательную ликвидацию эксплуатации человека человеком» >[4]. Только в 1960-е гг. была выработана более трезвая оценка интересующих нас событий >[5].
Так или иначе, Спартак продолжал оставаться личностью, весьма популярной в революционной среде. Его яростным почитателем, например, был Эрнесто Че Гевара. Что касается научного подхода к изучению Спартаковской войны, то следует отметить, что в отечественной и зарубежной историографии она, как правило, рассматривалась в различных социально-экономических аспектах [6]. Во многом это объясняется тем, что до нас дошли только фрагменты «Истории» Гая Саллюстия Криспа (86–35 до н. э.), где довольно подробно излагались связанные с восстанием события, а специальный исторический труд известного ритора I в. н. э. Цецилия Калактинского о рабских войнах известен только по упоминанию о нем у более позднего автора — Афинея (ок. рубежа II–III вв. н. э.). Поэтому о целом ряде военных эпизодов мы можем судить лишь в самых общих чертах, зачастую сопоставляя между собой обрывочные сведения из произведений различных античных авторов, писавших значительно позднее. И все же предпринятая далее попытка рассмотреть Спартаковскую войну с точки зрения анализа военно-политической ситуации и военного искусства того времени, на наш взгляд, вполне оправданна.
