…Завершающий аккорд прокатился по залу и замер. Мгновение стояла полная тишина, потом раздались аплодисменты. Не слишком бурные, но и не презрительно вялые. Зрители честно отрабатывали свой долг перед музыкантами — ведь они, зрители, ходили сюда не аплодировать, а слушать музыку, к тому же сполна оплатив билеты.
Йон аккуратно захлопнул крышку рояля, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Несколько секунд он отдыхал, полностью отключившись от внешнего мира; потом до него донесся шум зала, запоздалые хлопки, стук кресел, обрывки фраз, шарканье ног — публика устремилась к выходу. Йон устало поднялся со стула и отправился переодеваться.
В раздевалке уже сидел дирижер, он же руководитель оркестра, он же концертмейстер, он же последняя инстанция всех споров — Малькольм Кейт.
— Вы сегодня неплохо играли, Орфи, — не оборачиваясь, бросил он.
— Спасибо. — Йон скинул фрак и взялся за пуговицы рубашки.
— Не за что. Все равно эту вещь придется снять с репертуара максимум через неделю. Иначе мы потеряем зрителя. Да, кстати, я прочел то, что вы передали мне на прошлой неделе…
Кейт помахал в воздухе тоненькой пачкой исписанных нотных листов.
— Интересно. Даже весьма интересно. Но — не для нас. Мы ведь симфонический оркестр, а это ближе к року. К симфо-року, но тем не менее… Здесь нужны другие инструменты, да и стиль непривычен для публики. Но замечу еще раз, сама по себе вещь любопытна. Дерзайте, Орфи…
— Кто-то должен быть первым, — в голосе Йона пробилась робкая, умоляющая нотка. — Кто-то, рискнувший отойти от стандарта… В конце концов: рок, джаз или симфо — это всего лишь условности…
— Безусловно. Но я не любитель авантюр. Для публики эти условности крепче железобетона, и я не собираюсь расшибать о них голову.
— Но ведь вы сами сказали…
— Сказал. И повторю — вещь сама по себе интересна. Попробуйте наладить контакты с какой-нибудь рок-группой. Хотя и сомневаюсь, что ваша манера впишется в ритмы «волосатиков»… Но, Орфи, — этот фрак будет висеть в костюмерной на тот случай, если вы надумаете вернуться.
— Спасибо, Кейт. — Йон рассеянно перелистал ноты и сунул их в портфель. — Я попробую…
С неба сыпал мелкий нудный дождь. В мокрой мостовой отражались огни реклам и автомобилей. Где-то играла музыка. Прохожих, несмотря на слякоть, было много — ночная жизнь города только начиналась.
«Пожалуй, Кейт был прав, — думал Йон, пока ноги несли его сквозь сырость и толчею, — надо ввести партию бас-гитары, вместо рояля пустить электроорган, но оставить лазейку и для акустических клавиш, чуть сдвинуть темп… Правда, тогда исчезают темы виолончели и флейты. Хотя, собственно, почему исчезают? Флейту можно и оставить…»
Йон стал перебирать в уме известных ему исполнителей. Но все они чем-то не устраивали его. Одни — слишком жесткой манерой, другие шокирующим, орущим вокалом, третьи принципиально играли вещи только собственного сочинения, четвертые…
Четвертые были слишком знамениты, чтобы их устроил он сам.
Йон неожиданно вспомнил, что у него есть знакомый гитарист, Чарльз Берком, который после распада группы остался не у дел. У Чарли наверняка сохранились нужные знакомства. Собрать настоящих ребят, наскрести денег… инструменты, аппаратура, реклама, аренда зала… На первое время его сбережений должно хватить, а потом… Не бесплатно же они будут играть, в самом деле!..
— Хотите что-нибудь приобрести, сэр?
Йон обнаружил, что он стоит у самого дорогого в Лондоне магазина аудиоаппаратуры, принадлежащего концерну «Дионис». В дверях магазина торчал один из продавцов, вышедший покурить перед закрытием, а за его спиной высились стеллажи, сверкающие никелем, металлизированной пластмассой, огоньками индикаторов и сенсоров, и везде, всюду — эмблема концерна: улыбающийся курчавый юноша в пятнистой шкуре. Дионис. Техника, достойная богов. Эвоэ, Дионис…
Проигрыватели, способные сами подобрать пластинку в тон настроению владельца; эквалайзеры, варьирующие звучание любой записи в любом регистре, учитывая индивидуальные вкусы каждого слушателя; самонастраивающиеся инструменты, улавливающие состояние исполнителя и реализующие его скрытые желания; колонки, оценивающие акустику зала с точностью до…
Йон подумал, что следующее поколение «Диониса» будет способно вообще исключить человека из процесса творчества, или оставить его, как некий эмоциональный блок, приставку — не оставляя даже возможности самостоятельного выбора пластинки на полке…
— Хотите сделать покупку, сэр? — лениво повторил продавец, гася сигарету.
— Хочу, — Йон шутовски поклонился, разводя руками, — но не могу. Пока не могу.
Придя домой, он первым делом позвонил Чарльзу Беркому. Засыпая, Орфи видел сверкающие стеллажи и улыбающегося юношу в пятнистой шкуре.
Когда Йон вошел в кафе, Чарли уже ждал его, сидя за угловым столиком в обществе длинноволосых парней лет двадцати трех — двадцати пяти от роду.
— Привет, Орфи! — заорал Чарли на весь кабачок. — Давай сюда! Это Бенни Байт, ударник, я тебе о нем говорил вчера, а это Ник Флетчер, басист. Ребята, это наш шеф, Йон Орфи. Клавишник.
Бенни и Ник смущенно поднялись, пожимая руку Йону. Парни явно чувствовали себя не в своей тарелке, что никак не вязалось с привычным обликом рок-музыкантов, каких Йон видел на концертах. Байт даже не пил, что служило поводом для неисчерпаемых шуточек Беркома.
