Балтимор, Мэриленд.
Октябрь 1865.
Сказать, что свадьба должна была стать событием сезона — значит, уменьшить ее значение. Первые янтарные лучи восхода слегка окрасили горизонт, когда посыльные начали стучать в двери собора Святого Иуды, возвещая о приходе мастеровых, цветочников и художников, которые должны были работать, не покладая рук, вплоть до начала церемонии.
Наняли шесть повозок для цветов, предназначенных для украшения одного только притвора. Здесь были розы и маргаритки, хризантемы и папоротник. Белые ивовые корзины с небольшими деревцами выстроились друг за другом возле дверей, создавая для всех входящих иллюзию прогулки по настоящему саду. От черного входа к нефу протянули широкую полоску золотистого шелка. Почти три сотни восковых свечей воткнули в пятьдесят подсвечников. Двадцать катушек золотых и алых лент ушло на украшение скамеек. Пол под скамейками был усыпан свежими розовыми лепестками, алтарь напоминал цветущую беседку. Снаружи шестнадцать лакеев в ливреях встречали экипажи с гостями, пока две дюжины других экипажей и карет доставляли членов семьи в церковь.
Детали мероприятия были разработаны в последнюю очередь и относились к разряду самых обыкновенных. После обмена клятвами — самой короткой части церемонии — будут даны обед в честь новобрачных, прием гостей и заключительный бал. Почти год шли переговоры жениха и невесты с отелем Ротшильда. Меню составлялось несколько месяцев. Кухня гостиницы была забита всевозможными деликатесами — мясом, рыбой, орехами, овощами и засахаренными фруктами, пирожными и хлебом.
Но не только на нижнем этаже шла работа. Служащим гостиницы и горничным пришлось постараться, чтобы приготовить три этажа для иностранных гостей и два оставшихся для тех, кто приедет из города. Постели были проветрены, ковры вычищены, а все серебро отполировано до блеска. К началу регистрации гостей ванные были вымыты, везде красовались корзины с фруктами, все багажи были доставлены заранее, а гардеробы обновлены. Ничего не было упущено.
Такое гостеприимство было вполне закономерным. Слухи о счастливой чете возникли задолго до того, как личный пароход невесты за месяц до свадьбы причалил в Нью-Йорке. Приглашения были нарасхват. Менее ста человек было приглашено на церемонию, тогда как не менее двухсот включено в список участвующих в вечерних мероприятиях. Получить приглашения, сделанные на бумаге с золотым обрезом и подписанные вручную, было очень престижно. Не только потому, что такие щедрые мероприятия были неслыханными в тот момент, когда страна приходила в себя после войны, но и потому, что невеста была не кем иным, как известной французской натурщицей Маргаритой Мерриуэзер Дюбуа.
В течение четырех последних лет имя М.М.Дюбуа ассоциировалось у всех с поразительными портретами и скульптурами, созданными великим французом Франсуа Жоли.
Обворожительная, с каштановыми волосами и темными глазами женщина, ангельский образ которой появлялся вновь и вновь в его работах, казалась лишь плодом воображения мастера. Воспоминанием о матери или умершей сестре, или о потерянной возлюбленной. Затем французская печать поделилась со своими читателями сенсационным открытием. М.М.Дюбуа существовала на самом деле. Ее сфотографировали во время путешествия в, Версаль.
Это открытие потрясло международную общественность, ибо Жоли был очень известным художником, заслужившим расположение критики. Несмотря на его полное равнодушие к общественной морали, у него была хорошая репутация в мире искусства. Как бы то ни было, он смог мастерски изобразить подлинные чувства, работая с камнем или с красками и холстом. И никакие его произведения не были так хорошо известны, как те, в которых он отразил красоту М.М.Дюбуа. С этой женщиной Жоли избегал каких-либо искусственных приукрашиваний. Его работы были полны подлинной чувствительности. Зачастую его интерпретации были сырыми, местами примитивными, иногда даже порочными, но всегда честными, позволявшими зрителю проникнуть глубоко в душу мадемуазель Дюбуа. Женское сердце в них было обнажено. Сама идея женщины, позволяющей мужчине видеть ее такой, шокировала публику.
Высший свет отверг бы ее, если бы после ее дебюта она не была провозглашена королями и аристократами самой красивой женщиной своего времени, что подтвердили и такие известные люди, как Генри Джеймс, королева Виктория и американская суфражистка Элизабет Стентон. И вместо того, чтобы изгнать из общества, Маргариту Дюбуа представили ко двору.
Ее помолвка с членом известной балтиморской семьи была немедленно оглашена, слух очень быстро облетел весь город, начиная с верхушки и кончая самыми простыми членами общества. Мужчины судили о том, действительно ли эта женщина была так красива, а женщины старались не замечать ее красоты и сосредоточить все свое внимание на ее нарядах, которые были сшиты по последней французской моде. Самая простая служанка невесты знала, что свадебное платье Маргариты и приданое прибыли от Х.М.С.Хиллари, завернутые в муслин, и круглосуточно охранялись. Все портные мира ждали его появления в свете. Домашние швеи готовились копировать его для своих заказчиков. Модистки выписывали из заграницы множество венецианских кружев и жемчуга — потому что думали, что приданое Маргариты будет сделано именно из этих материалов, сдобрено экзотической фурнитурой, а шляпа расшита бархатными цветами.
