ШЕСТИНОГИ: НАЧАЛО И КОНЕЦ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА
1.
Приступая к своему повествованию, я отчетливо сознаю, что мой одинокий труд может пропасть втуне, ведь, скорее всего, никто и никогда не прочтет эти строки. Но крохотный проблеск надежды не меркнет в моем желудке, и потому я обращаюсь к беспредельности Вселенной, ко всем очагам разума, чья совокупность неподвластна пространству и времени. Уповаю на то, что мне удастся довести начатое до конца, и рано или поздно эта рукопись попадет в лапы разумных существ, а значит, великие свершения нашей могучей расы станут всеобщим достоянием. Пусть они послужат уроком и примером для тех, кто возжег светильник разума и гордо несет его по тернистой стезе прогресса.
Захватывает дух, едва пытаешься охватить мысленным взором эпохальный путь, по которому прошел мой народ на глазах одного-единственного поколения, а ведь я имею честь и гордость к оному поколению принадлежать; более того, мне выпало присутствовать при событии, послужившем рубежом между убогим доисторическим периодом и новой блистательной эрой сознательного восхождения к высотам цивилизации.
Итак, в Первый день Первого года Новой эры, едва благодатное светило взошло и озарило девственную глушь моего родного селения, отцы разбудили меня, накормили завтраком и отправили в образовальню. Замечу походя, что все три моих отца пользовались уважением соседей. Двое из них оставили после себя незаурядные хореические образцы интимной лирики, а третий написал рассуждение о провиденциальном значении семечек нгута, стяжав немалую славу — трактат прочли даже в заречном селении, после чего тамошний старейшина явился к нам, дабы выразить автору глубочайшую признательность.
Даже сейчас, в преклонном возрасте, я с необыкновенной отчетливостью помню, как семенил в образовальню, дожевывая на ходу вяленую чавчавку и выплевывая семечки, а росистые хвощи приятно холодили брюшко. Ничто вокруг не предвещало глобальных перемен. Правда, звездочеты уже несколько дней кряду судили и рядили о новой блуждающей звезде, которая четырежды за ночь пересекает небосклон, однако их споры мало кого заинтересовали. Я по малолетству вообще пропустил те разговоры мимо слуха.
Тем утром познающие, как всегда, расположились полукольцом вокруг дерева ураур на околице, и тот из старейшин, который отправлял должность наставника, взгромоздился на корневой нарост, вылощенный до блеска его предшественниками. Беседа, которую начал наставник, ничем особенным не отличалась и не заслуживала бы упоминания, однако последующие события, по иронии судьбы, имели к ней непосредственное касательство. Ибо всеуважаемый старейшина выбрал тему донельзя избитую, перепетую множеством виршеписцев и любомудров, а именно, тему о том, сколько ног должно быть у разумного существа.
Увы, доводы наставника отнюдь не блистали новизной или же утонченностью. Сначала он доказал, что четвероногие создания имеют ограниченные возможности для духовного совершенствования в силу того, что не могут без угрозы для равновесия высвободить хотя бы одну пару конечностей. При передвижении все их ноги должны быть задействованы. Это угнетает конечности, которые становятся грубыми, массивными, и те участки мозга, которые ими управляют. Далее, четвероногие лишены длинных подвижных усиков, это резко ограничивает их способность к выразительной жестикуляции, следственно, служит серьезным препятствием на пути к общению и обмену идеями. Затем наставник перешел к апологии шестинога — идеального телесного вместилища для творческого духа. Однако закончить рассуждения ему не удалось, ибо окрестности сотряслись от страшного рева, возвестившего о начале новой эры.
Казалось, небо разверзлось, и чудовищный огненный сноп обрушился с высоты на близлежащую каменистую пустошь. С изумлением и ужасом следили мы, как в клубах пламени, тучах взорванной пыли опускается с небес огромная, ни на что не похожая махина, отливающая странным блеском, точно гладь реки поутру. В считанные мгновения она опустилась на землю, душераздирающий рев смолк, огонь погас, и лишь гигантское облако пыли клубилось на месте происшествия, тихонько развеиваясь, опадая прихотливыми пепельными прядями.
Любознательность недолго боролась со страхом в наших детских душах. Дружно, не сговариваясь, мы помчались к пустоши, забыв обо всем на свете и не слушая увещеваний наставника. Все сразу поняли, что произошло чрезвычайное, небывалое событие, и каждый житель селения со всех ног поспешил туда, где приземлилось поразительное сооружение.
Остановившись поодаль, мы созерцали диковину, теряясь в догадках. Посреди равнины возвышалась мощная скала из необыкновенного блестящего материала, ее макушка достигала кучевых облаков, а нижняя часть опиралась на грунт шестью широко расставленными лапами. Признаться, многие поначалу решили, что перед нами некое небесное существо, быть может, посланец Вседержителя, и стали обсуждать, какие дары и формы поклонения будут наиболее приличествовать случаю. Однако я выразил сомнение, ведь Вседержитель, как известно, обладает усиками, в точности, как и мы, его чада, следовательно, посланец Вседержителя также должен их иметь. Взрослые не сочли зазорным со мной согласиться, а один из старейшин одобрительно похлопал меня по спине и заявил, что-де из этого малыша выйдет толк.
![Дома профессора [Два дома профессора]](/storage/book-covers/fe/fea71dd84c9f053595cf157a092bee2f50b4729b.jpg)
