Иван Тяглов
ШАГ НА ДОРОГУ
Весенние часы тетушки Катрины сломались к полудню. Черная секундная стрелка проскочила еще несколько делений по желтому, старой слоновой кости, циферблату, потом застыла. Зеленый трилистник на оси стрелок потемнел, пожух и наклонился, касаясь высохшей хрусткой кромкой резных листочков, отмечающих часы и минуты.
Тетушка прибежала, бросив пирожки, заахала, торопливо вытирая руки. Так расстроилась, что даже хлопнула разок масляной ладонью по белому свежему переднику, а немного придя в себя, вытащила Вальку из темных недр большого кресла.
- Валя, мальчик, помнишь еще, где этот сыч бородатый живет? Умнейший наш. Да... Беги к нему. Скажешь: Катрина послала за Солнечным Ароматом с Песчаного Лабиринта. Часы, скажи, у нее сломались. Все, беги скорее.
Валька не препирался. Первый раз видел Катрину такой испуганной. Аккуратно поставил на полку "Пенную дугу" и рванул.
На улице потемнело, вдоль кривых улочек нижней слободы потянул Полуночный ветер, который вообще не должен дуть в такое время. Валька, ежась под его ледяными порывами, побежал вверх по Артиллерийской. В небе тоже происходили жутковатые перемены. Легкие белые перья облаков, длинными хвостами тянувшиеся от степей в океан, набухали, темнели, разлохмачивая края, грозили снегопадом.
Валька спешил, не обращая внимания на отчаянный скрип пыльных лопухов вдоль канавы, на холод, залезавший под рубаху острыми иглами. Длинные темно-русые волосы поминутно падали ему на глаза, и он сдувал их сердито, взмахивая головой. Становилось все холоднее. Решительно не годились для такой погоды легонькая рубашка навыпуск с шортами, да только ничего другого у Вальки здесь не было.
Вот она, лестница. Теперь вверх по выглаженным, сточенным ногами ступеням.
Скорей, скорей! Вот уже и Летнее солнце затянулось серыми клубами. Валька рванулся из последних сил, слизывая капельки пота с верхней губы. Постучала под ногами деревянная мостовая, знакомая дверь открылась сразу.
- Ну-с, молодой человек, вы, конечно, не откажетесь от горячего чая. Бородатый горбоносый человек наклонился над ним, но глаза, серые и холодные, как облачные пряди, смотрели из каких-то одному Умнейшему ведомых далей. Преодолевая ощущение букашки под микроскопом, Валька сказал:
- У тети Катрины сломались весенние часы, она просила Солнечный Аромат... Скорее, я счас назад.
- Вот неугомонная, - хмыкнул Умнейший. - Сколько раз я ей хотел эти часы остановить. Говорил ведь...
- Скорее! Там зима возвращается.
- Э-э, - Умнейший повернулся к маленькому шкафчику красного дерева, открыл, начал перебирать коробочки и пузырьки.
- Ты не бойся так, - сказал он, рассматривая бутылочку из молочно-белого камня. - Сейчас найдем. Только нести придется мне самому.
- Вот еще. Я быстрее.
- Да не быстрее... Тебе ведь сейчас домой. Валька поглядел искоса. Конечно, это - Умнейший, но все же откуда ему знать?
- Да ведь ты считаешь все это сном. Не так ли? Стоит ли удивляться, что я знаю о тебе многое?
- Зачем вам столько вопросов? - хрипло спросил Валька. Начинала кружиться голова, и он почувствовал, как страшно тянет черный провал, раскрывшийся там, выше мрачнеющего неба.
- Ну вот, - пробормотал Умнейший, извлекая из шкафчика розовый стеклянный флакон.
- Кстати, я принес твою одежду, она там, у камина. Голова кружилась уже так сильно, что в глазах плыла серая муть.
- Вы... Скажите Сергею... Ну...
- Скажу, скажу. Ты переодевайся.
- А что... дальше? - против воли вырвалось у Вальки.
- Ну, не знаю. Думаю, Троичная магия вступает в свои права... Торопись.
Валька кинулся в соседнюю комнату. Скинул шорты и рубаху, достал из-за тайфера, большого, закопченного, серебристые штаны и куртку с личной карточкой на планке нагрудного кармашка. Все уже крутилось темным вихрем, гудело, вспыхивало искрами.
Куртка не застегивалась. Пальцы сорвались с кнопки. В туманном мраке грохнула молния.
Валька открыл глаза.
Что-то тоненько, по-осиному гудело над ухом. Он прижался лбом к холодному стеклу. За этим окном всегда было лето. Картина, просто картина в боевом посту БАСа.
Сам боевой пост походил более всего на земную квартиру, какие были три десятка лет назад, когда строились первые БАСы. Так придумали, чтобы не отвлекать дежурного от главного экрана.
Откуда здесь взялось окно-картина, Валька не знал.
На той первой, месячной давности, экскурсии майор долго рассказывал о грозных боевых машинах, укрытых под вздыбленными равнинами БАСа, о высокой Миссии, о простом и единственно разумном устройстве мира.
- Вера Петровна, - вдруг шепотом спросил маленький Антон. - А на картине?..
Вера Петровна обернулась и покраснела: полкласса столпилось у "окна". Майор не глядя продолжал что-то бубнить.
- Вы куда смотрите? Ну-ка все...
Валька стоял и не мог оторваться.
Сзади жестко светили рельефные лампы подсветки шкал приборов, оставляя только два цвета - черный и белый.
А от окна на лица ребят ложились голубые, рыжие, желтые отсветы. И белизны было много в теплой пыли степной дороги, сбегавшей к городу, казавшемуся отсюда, с крутого лба горы-наката, просто белыми кубиками под изящными черепичными чешуйками. Дома взбирались на другую вершину, поворачивались к синему горизонту, а там скрывались то ли ряды голубых холмов, то ли пенные гребни волн разбегались по пустынным песчаным берегам.
