Риторика повседневности

Риторика повседневности

Книга известного ученого-классика и переводчика Елены Георгиевны Рабинович — блестяще написанные, увлекательные исследовательские новеллы.

Первый раздел составляют статьи, посвященные стилистике устной речи, в частности, принципам порождения современных жаргонов (на материале, собранном автором). Исследуется также «советизация» языка (на примерах преподавания английского в школах и вузах), высказана аргументированная догадка о происхождении выражения: «Кто? — Пушкин!».

Второй раздел посвящен усвоению античных традиций: читал ли Пушкин Горация, Достоевский — Вергилия; что знала Ахматова об Антиное, введенном ею в «Поэму без героя», и что такое «катарсис» у Аристотеля.

Жанры: Литературоведение, Языкознание
Серии: -
Всего страниц: 89
ISBN: 5-89059-030-8
Год издания: 2000
Формат: Полный

Риторика повседневности читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

...филология родилась по меньшей мере две с половиной тысячи лет назад, а сотрудники александрийского Мусея делали примерно то же, что сейчас делаем мы.

Отчасти это обязывает, отчасти утешает. Филологические изыскания, даже и скромные, уже ввиду своего этимологического словолюбия могут помочь превратить речь — устную и письменную, собственную и чужую — в процесс более занимательный и потому для пытливого ума более приятный, и так доставить сначала исследователю, потом коллегам - филологам, а потом и всем желающим, ежели таковые найдутся, безвредную радость.

О структуре книги

Книжка эта состоит из двух разделов. Первый посвящен стилистике речи, в основном устной, а потому — хотя при желании каждый очерк можно читать по отдельности и не обязательно в том порядке, в каком они здесь опубликованы, — представляет собой все же некое относительно связное единство со своим особым введением и со своей особой библиографией. Второй раздел посвящен анализу нескольких литературных текстов, и составляющие его очерки общим предметом почти не связаны, так что у каждого свои библиографические и иные сноски. Объединяет этот второй раздел проблема соотношения цитаты и сюжета — как сама по себе, так и в своей связи со словесным обслуживанием повседневности, то есть ссылками на классиков, анекдотами о знаменитых людях, расхожими мнениями и прочим подобным, без чего интерпретация литературного текста остается неполной, при том что на исчерпывающую полноту не претендует, разумеется, никакая здравая интерпретация.

Часть очерков в обоих разделах ограничена одним более или менее частным предметом исследования, будь то грамматический род или «Поэма без героя», так что в композиционном отношении это просто статьи или, если угодно, главы. Но некоторые очерки (особенно о социологии и о поэтике жаргона в первом разделе и о биографическом жанре во втором) предлагают анализ более широких проблем. Можно сочинять теоретические работы, пользуясь малым (иногда исчезающе малым) числом примеров, да многие так и делают и подчас вполне успешно, однако для этого автору надо и характер иметь подходящий — хотеть и уметь по уши (а еще лучше с головой) погрузиться в умозрение и туда же утащить за собою читателя. Я этого не умею, а потому люблю, когда иллюстраций побольше, хотя нельзя не признать, что изящество, на которое притязает любая теоретическая работа, от постоянных оглядок на конкретные примеры заметно страдает. Итак, ради компромисса между теоретическим изяществом и фактологической насыщенностью три очерка снабжены добавлениями, в которых немногие факты проанализированы более детально.

В 1921 году самый знаменитый из классических филологов Ульрих фон Виламовиц, выпустил в свет небольшую «Историю филологии», недавно переизданную (U. von Wilamowitz-Moellendorff. Geschichte der Philologie. Stuttgart und Leipzig, 1998). Александрийских филологов Виламовиц называет «нашими коллегами», а самое науку рассматривает как начавшееся от них великое интернациональное движение, — и верно, филология родилась по меньшей мере две с половиной тысячи лет назад, а сотрудники александрийского Мусея делали примерно то же, что сейчас делаем мы. Отчасти это обязывает, отчасти утешает.

Среди филологов никогда не было гениев, изменивших интеллектуальную историю человечества в такой степени, как Дарвин, например, или Эйнштейн, а если какой-нибудь гений вдруг (изредка) по желанию или по необходимости обращался к филологическим предметам, как Аристотель к поэтике или Петрарка к текстологии, результаты его трудов не были гениальными, то есть никак не меняли базисных представлений о мире и даже на словесность влияли в лучшем случае умеренно, а чаще никак: творческие предпочтения литераторов складываются под влиянием собственно литературной традиции, а не филологических изысканий, так что научить писателя писать филолог не может, хоть иные филологи об этом и сожалеют. Зато филологические изыскания, даже и скромные, уже ввиду своего этимологического словолюбия (φιλολογία) могут помочь превратить речь — устную и письменную, собственную и чужую — в процесс более занимательный и потому для пытливого ума более приятный, и так доставить сначала исследователю, потом коллегам-филологам, а потом и всем желающим, ежели таковые найдутся, безвредную радость.

Список сокращений

Anthologia Palatina: Anth. P. —

Палатинская антология

(собрание греческих эпиграмм


Aristoteles (Aristot.) — Аристотель

Poet.: Poetica — Поэтика

Polit.: Politica — Политика

Rhet.: Rhetorica — Риторик


Cicero (Cic.) — Цицерон

Pro S. Rosc.: Pro Sexto Roscio —

За Секста Росция


Homerus (Hom.) — Гомер

Il.: Ilias — Илиада

Od.: Odyssea — Одиссея


Horatius (Hor.) — Гораций

Carm.: Carmina — Оды

Epist.: Epistulae — Послания

Epod.: Epodes — Эподы

Poet.: Ars Poetica (Ad Pisones) —

Послание к Писонам или Поэтика

Serm.: Sermones — Сатиры


Plutarchus (Plut.) — Плутарх

Alex.: Vita Alexandri — Жизнь Александра


Suetonius (Suet.) — Светоний

Vita Verg.: Vita Vergilli — Жизнь Вергилия


Vergilius (Verg.) — Вергилий

Aen.: Aeneis — Энеида

Ecl.: Eclogae — Эклоги

Раздел первый

Введение


Рекомендуем почитать
Жизнь по Мэппину

Удобно ли животным жить в более просторных вольерах зоопарка? А людям — хватает ли им привычной клетки?


Рассвет над Брахмапутрой-рекой

Английский джентльмен, сидя в турецкой бане, сочиняет оду в честь индийской церемонии.


Рыцарь за прялкой

Д. С. Мережковский – выдающийся русский и европейский писатель Серебряного века, поэт, романист, драматург, критик, религиозный философ. Вниманию читателей предлагается цикл его новелл, написанных в духе итальянского Возрождения.


Железное кольцо

Д. С. Мережковский – выдающийся русский и европейский писатель Серебряного века, поэт, романист, драматург, критик, религиозный философ. Вниманию читателей предлагается цикл его новелл, написанных в духе итальянского Возрождения.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Современная русская литература: знаковые имена

Ясно, ярко, внятно, рельефно, классично и парадоксально, жестко и поэтично.Так художник пишет о художнике. Так художник становится критиком.Книга критических статей и интервью писателя Ирины Горюновой — попытка сделать слепок с времени, с крупных творческих личностей внутри него, с картины современного литературного мира, представленного наиболее значимыми именами.Дина Рубина и Евгений Евтушенко, Евгений Степанов и Роман Виктюк, Иосиф Райхельгауз и Захар Прилепин — герои книги, и это, понятно, невыдуманные герои.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Обратный перевод

Настоящее издание продолжает публикацию избранных работ А. В. Михайлова, начатую издательством «Языки русской культуры» в 1997 году. Первая книга была составлена из работ, опубликованных при жизни автора; тексты прижизненных публикаций перепечатаны в ней без учета и даже без упоминания других источников.Настоящее издание отражает дальнейшее освоение наследия А. В. Михайлова, в том числе неопубликованной его части, которое стало возможным только при заинтересованном участии вдовы ученого Н. А. Михайловой. Более трети текстов публикуется впервые.


Тамга на сердце

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.