Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля, а теперь еще и граф, мой верный соратник, продолжал всматриваться в страшный багровый кружок в небе холодно и вполне бесстрастно, а я с тяжестью в груди окидывал взглядом простор долины, страшась поднять голову.
Красные и оранжевые шатры на свежей зелени смотрятся ярко и празднично, рыцарские доспехи бодро блестят на солнце, это наш лагерь, мои люди, все привычно и надежно. Дружина отважного барона давно растворилась в нашем войске, а он с первых же дней, как только его привел ко мне на помощь в трудный час Митчелл, остался, и с того дня и доныне могу опереться, и опираюсь.
Ему самому с его острым и постоянно работающим умом было тесно в том мирке, а со мной простор, размах и авантюры, что все масштабнее и грандиознее.
– Судя по размерам, – произнес он, – ему к нам еще далеко.
– М-да, – пробормотал я. – Смотря как лететь.
Он промолчал, я тоже не стал объяснять, что если это вот стремительно примчалось из глубин космоса, то яркая звездочка блеснула бы в небе, в доли секунды разрослась бы, и вот уже нечто огромное опускается в десятке шагов на землю. Такое невозможно представить себе в этом неторопливом веке, а я такое не смогу объяснить, потому лучше державно помалкивать.
Он зябко передернул плечами.
– Отвратительно. Как я понимаю, эту напасть приостановил небесный свод, которым Господь прикрыл землю? Но эта тварь, судя по ее настойчивости, все же продолбит дыру и ворвется к нам? И будет сеять смерть и разрушит наш мир…
Мелькнула дикая мысль, что слова Альбрехта как раз все и объясняют. Разве что не хрустальный купол повышенной прочности защищает наш мир, а тонкая грань из некого субстрата другой или альтернативной вселенной, параллельной или как не назови. И тогда понять легче, так как расстояния и время в этих случаях значения не имеют.
Возможно, в самом деле Маркус продавливается через наше пространство, как через тонкий лист, это для нас триллионы световых лет, а там, возможно, половинка этой чудовищной конструкции еще на взлетной площадке, а половину уже видим здесь.
Но тогда сталкиваемся с чем-то вообще невообразимым. И тем более непонятно, зачем невообразимому земные рабы? Никогда не мог понять, когда рисуют чудовищных жуков или осьминогов, что тащат наших роскошных блондинок на алтарь изнасилования.
– Если опустится в другом месте, – сказал я, – мы обречены. Но если заинтересуется маяком… у нас есть шанс.
Он сказал трезво:
– Только не сегодня. Мы не готовы.
– Будем драться с тем, – отрезал я, – что есть. Я тоже рассчитываю, что этот ужас будет продавливаться через… небесную твердь еще хотя бы несколько дней. А лучше – недель.
Он перекрестился, на лице то вспыхивала, то гасла надежда.
– А он в самом деле опустится?
– Граф?
– Или просто появится, – договорил он. – Вот его не было, а потом вдруг есть?
– Знаете, граф, – сказал я, – теперь уже и я не уверен, каким способом окажется здесь. Что, конечно, не отменяет.
– Не отменяет, – согласился он. – Только больше неожиданностей. Говорят, вы их любите?
– Типун вам на язык, граф!.. Разве не видно, что просто обожаю?
Он кивнул в сторону быстро шагающего в нашу сторону барона Дарабоса.
– Вот у кого нужно спрашивать…
Норберт Дарабос, глава конной разведки и всей легкой кавалерии, как всегда с чисто выбритым до синевы подбородком, воинственно приподнятыми кончиками усов, приближается быстрыми деловыми шагами, высокий, худой и поджарый, продубленный ветрами и морозами.
– Ваше Величество, – произнес он еще издали, – в сторону нашего лагеря двигается группа всадников из Мезины!
Я махнул рукой.
– У Ротильды огромная свита. Десятком больше, десятком меньше… Кстати, у графа к вам вопрос.
Норберт хмуро взглянул в сторону подчеркнуто серьезного Альбрехта.
– Знаю его вопросы. Я распоряжусь, чтобы препроводили к вам?
– Естественно, – ответил я. – Королева еще спит, ибо королева, а не.
– Хорошо быть королевой, – сказал Альбрехт, взглянул на меня и уточнил: – Только не королем, Ваше Величество.
Норберт оглянулся, спросил негромко:
– Что слышно насчет маяка?
– Растет, – ответил я, – но, понятно, пока еще мал и глуп. В смысле, работать не умеет. Не готов. А может, и готов, как проверить?.. Сейчас в нем, думаю, трудятся только те… корни, что ли, которые усиленно перерабатывают землю в иное состояние.
Он потряс головой.
– Это как? Ах да, как кусты перерабатывают ее в листья и ветки. Понял-понял.
– Начинка, – сказал я, – вырастет на последнем этапе.
– Начинка, – повторил он, – это плоды?.. Ну да, понятно. Ваше Величество, не смотрите так. Я стараюсь понять. Не люблю это «все в руке Божьей» и «не нашего ума дело»!
