Мотор стих, и стало особенно жутко слышать стонущий скрип вековых сосен. Ничего больше не было во Вселенной – только горный край в самом начале сезона туманов, кривые тени исполинских деревьев, кусок неогражденной дороги и автофургон, приткнувшийся к обочине у придорожного щита, – а над всем этим, и сквозь это, словно под напором потусторонней силы, не ослабевая, катился глубокий, выворачивающий душу стон, словно бы и не имеющий отношения к почти незаметному движению огромных стволов.
– Надпись дайте крупным планом, а потом панораму затяните немного, – распорядился Пайпер. – Зритель должен почувствовать, что вход в Ад, если и не здесь, то где-то рядом...
– Я это уже вполне ощутил, – ответил Айк, присоединяя кабель видеокамеры.
– И хочешь потребовать прибавки за риск?
– Нет, пенсии вдове и детям. Ни одна страховая компания не поверит, что мы не знали на что шли, когда найдет на видеоленте вот это, – и он прочитал надпись на щите, начиная работать камерой:
«ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР.
ВХОД ТОЛЬКО ПО РАЗРЕШЕНИЮ АДМИНИСТРАЦИИ.
ПРОВОДЯТСЯ РАБОТЫ С ОСОБО ОПАСНЫМИ ЖИВОТНЫМИ, НЕ ОТКЛОНЯТЬСЯ ОТ ДОРОГИ.
ОХРАНА СТРЕЛЯЕТ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ.»
– В кого, собственно, стреляет охрана? – поинтересовался из фургона Яновски. – В особо опасных животных или в особо любопытных посетителей?
Сгорбившийся за рулем, Стивен бросил на сценариста взгляд, говоривший, что он ценит его юмор, однако, не выше, чем он стоит на заброшенной горной дороге, в краю, где законы были писаны кольтом.
– Звук вы тоже пишете? – поинтересовался он. – Лес стонет как Сатана с похмелья...
– Освещение начинает падать быстрее, чем я рассчитывал, – сказал Айк. – Туман поднимается в расселинах...
– Дождемся Мэри-Лу. Надеюсь, ее не арестовали на кордоне, – сухо заметил Пайпер.
– По крайней мере, то, что сумеем отснять сегодня – наше. – Айк смотал кабель и стал пристраивать камеру на турели. – Ночевать нас не оставят.
– А заснять удастся, как всегда в таких случаях, только охранников, злых как черти, да овчарок, брешущих вслед, – вставил Стивен. – Вот и весь материал к сенсационному репортажу об опытах по модификации личности.
– Я все-таки думаю, что шеф сыграет на этой своей бумажонке, – сказал Яновски. – Должны же они хоть на минутку растеряться, когда выяснят, что препятствуют въезду на эту территорию ее законному владельцу. Собственно, их сквайру. Ума не приложу, почему они в свое время не уломали старого алкоголика продать им эту дыру со всеми потрохами и ограничились арендой... Серьезные ведь люди...
– Давайте не будем поминать всуе серьезных людей. – Пайпер набросил капюшон штормовки и стал устраиваться на заднем сидении. – «Эм-эс» – вот с кем мы имеем дело, не более того... «Мэд сайентист», сумасшедший ученый, спятивший профессор. Ставленник безответственных лиц. На период съемок забудем, откуда у безответственных лиц деньги и лицензии. Что до старых алкоголиков, то у меня к ним давно подобраны ключи.
– А у спятивших профессоров – нет?
– Спятившие профессора только в страшном сне могут представить, что какой-то Джошуа Мак-Ги, славный своим ослиным упрямством, за умеренную сумму продаст какой-то телекомпании, да еще вместе с правом аренды, кусок земли, на котором стоит исследовательский центр. А все дело в том, что я – большой специалист по вот таким старым закоренелым ослам с диких гор. Сам из таких... А вон там уже и Мэри-Лу появилась на горизонте. Руки-ноги у нее целы.
Мария-Луиза-Антуанетта Болдуин (для приятелей – Мэри-Лу) четверть часа назад узурпировала довольно рискованное право предъявить хоть одной живой душе, буде такая найдется в будке у шлагбаума, расположенного в полусотне метров впереди за поворотом, документ, дозволяющий репортерской группе «Джей-Джей-Ти» въезд на отныне принадлежащую упомянутой «Джей-Джей-Ти» территорию. Сейчас она размашистым шагом приближалась к студийному фургончику, и кофейного цвета вечно детская физиономия ее была задумчива.
– Эй, – крикнула она. – Эй, там, на палубе! Врубайте зажигание! Там все, как рассказывали Морису... Все брошено и ни души... Впрочем, шлагбаум я своротила, – она демонстративно стряхнула ржавчину с ладоней и нырнула в фургон.
– Давай, Стив!
Очень давно (почти в детстве) он видел что-то в этом роде в кадрах хроники из Европы. Ветер нес мусор и забивал им окна брошенных грузовиков. Ржавая арматура торчала из раскрошенного бетона, и обожженные голые деревья, поваленные поперек дороги, тянули в объектив изуродованные ветви... Потом кошмар покинутого поселка остался позади, и фургончик подъехал к мосту.
Айк вышел и заглянул в пропасть. Его догнал Стивен, и оба прошлись по эстакаде. О чем они говорили, Пайпер не слышал, но лица у обоих были кислые. На обратном пути они снова долго смотрели в пропасть. Зрелище, наверное, было впечатляющее. Оба залезли в фургон и устроились на сидениях с довольно обескураженным видом.
– Я за руль не сяду, – решительно сказал Стивен. – На этой дорожке я уже успел раз пять попрощаться с жизнью, и сейчас – просто не в форме. Вообще непонятно, что они творили с мостом, чтоб так его...
– Однажды на моих глазах сделали нечто в этом роде, – заметил, почесывая нос, Яновски.
