Рай остался внутри шалаша

Рай остался внутри шалаша

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность. Книга завершается финалом, связывающим воедино темы и сюжетные линии, исследуемые на протяжении всей истории. В целом, книга представляет собой увлекательное и наводящее на размышления чтение, которое исследует человеческий опыт уникальным и осмысленным образом.

Жанр: Поэзия
Серии: -
Всего страниц: 2
ISBN: -
Год издания: Не установлен
Формат: Полный

Рай остался внутри шалаша читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Валерий Прокошин

Рай остался внутри шалаша

Дом в темноте, как ребёнок, боится
Всякой пропажи земной.
Дому мерещатся пьяные лица,
Те, что приходят за мной.
Что их приводит: полночные страхи
Или сапожник-сосед?..
Въелись в обои в фабричном бараке
Эти четырнадцать лет.
Это из детства: над гнёздами люлек
Плыл керосиновый чад —
Мамы кормили из чёрных кастрюлек
Крепких барачных ребят.
После, напившись, плясали и пели
За полночь, возле крыльца.
Помню, как вглубь коридора глядели
Мутные очи отца.
Спьяну жильцы веселились до драки
И поджигали с углов —
Ярко горели ночные бараки
Семидесятых годов.
Это оттуда летит на ресницы
Пепел отцовских обид.
Дом в темноте, как ребёнок, боится
И до рассвета не спит.
* * *
Дом культуры. Советская хроника:
Тень и свет, свет и тень, тень и свет…
Жизнь, размытая взглядом дальтоника,
С четырёх до шестнадцати лет.
Как ночной мотылёк или бабочка,
Угодившая в тесный сачок,—
Чёрно-белая Красная Шапочка,
Чёрно-белый Иван-дурачок.
Как «Титаник», но с русскими ятями,
Выплывает сгоревший барак
И, скользнув по заснеженной памяти,
Погружается в сладостный мрак.
Свет и тень, тень и свет — это полосы,
Что бегут, и бегут, и бегут…
Чёрно-белые мамины волосы
Туго скручены в тоненький жгут.
Лента лжи извивается коброю,
Соблазняет нас красной ценой.
Мама верит в другую — загробную
Жизнь, которая будет цветной.
* * *
Этот город похож на татарскую дань
С монастырскою сонной округой,
Здесь когда-то построили Тмутаракань
И назвали зачем-то Калугой.
Сколько славных имён в эту глушь полегло.
Но воскресло в иной субкультуре:
Константин Эдуардович… как там его —
Евтушенко сегодня, в натуре.
Этот город, прости меня, Господи, был
То советский Содом, то Гоморра
Постсоветская: Цербер под окнами выл
В ожидании глада и мора.
Не хочу вспоминать эти пьяные сны,
Явь с придурками, дом с дураками,
И почти несусветную «точку росы»…
Два в одном: Гоголь & Мураками.
Этот город уходит в снега. На фига
Снятся мне в двадцать грёбаном веке
Тараканьи бега… тараканьи бега
И татаро-монголов набеги?

Т. Б.

Москва — ненадёжное русское место
Для жизни счастливой. И здесь, как известно,
Напрасны рыданья твои.
Но всё же за горстью туркменского плова
О бедной Татьяне замолвите слово
Хоть вы, Алишер Навои.
Ворона, щегол, воробей и синица,
Любая другая нездешняя птица
Поют на родном языке.
А четверо гуру из Третьего Рима
Забыли, что совесть непереводима
И лучше уйти налегке.
Ни книгой, которой названия нету,
Ни Рейном, впадающим медленно в Лету,
Ни хлебом из сталинской ржи.
Единственная среди тех, между прочим,
Кто лечь отказался на грязный подстрочник
В чужой азиатской глуши.
Февраль расплатился по липовой смете
В присутствии близких, при ангельском свете,
С бумажной иконкой в торце.
С двенадцати до половины второго
О бедной Татьяне замолвите слово,
Которое будет в конце.
* * *
Рай похож на огромный пломбир:
Сколько света кругом! Сколько снега!
Ангел кутает плечи в меха.
Я ещё не пришёл в этот мир,
Но в янтарной горошине века
Спит дитя — негатив человека
Без души, без судьбы, без греха.
Только Замыслу благодаря,
Тот апрель тайно лёг на распятье.
Рай остался внутри шалаша…
И расплавилась горсть янтаря:
Я родился, на волю спеша,
Раньше срока условного — в пятьде -
Сят девятом, в конце декабря.
Над Россией плывут облака,
Небо выгнуто заячьим оком.
Здесь, в забытом Генсеком и Богом
Городке с прописной буквы «К»
Рай похож на глоток молока.
Вечность бьётся, как рыба, под боком
Левым: жизнь младше смерти пока.
В небе лунный зазубренный нож
Превращается в яблоко солнца.
Через край полдень мёдом прольётся,
Насекомых гудение сплошь…
На губах — неостывшая дрожь
Поцелуя. И мама смеётся:
Рай на первое слово похож.
* * *
Сны размалёваны страшными красками —
Крымско-татарскими, крымско-татарскими…
Ночь пробежала волчонком ошпаренным,
Ты изменяешь мне с крымским татарином.
Горькой полынью — а что ты хотела —
Пахнет твоё обнажённое тело.
Соль на губах, на сосках, и в промежности —
Солоно… Я умираю от нежности.
Я забываю, что нас было трое.
В синей агонии Чёрное море.
Дальние волны становятся близкими,
Берег усыпан татарами крымскими.
День догорает золой золотою,
Чайки парят надувною туфтою.
Щурься, не щурься в замочные скважины —
Палехом наши оргазмы раскрашены.
Пусть я отсюда уеду со всеми,
Вот тебе, Азия, русское семя!
Смазаны йодом окрестности Крыма
В память о ревности Третьего Рима.
* * *
Как странно:
Песчинкою жгучего мрака
Прорвавшись сквозь ангельское забытьё
Апрельской любви двух людей из барака,
Родиться в России — стать плотью её.
Как страшно:
Когда не любили, не звали
По имени и предложили жильё
В каком-то обшарпанном полуподвале,
Прижиться в России — стать мясом её.
Как больно:
Однажды проснувшись средь ночи,
Увидеть в окне отраженье своё —
Из слёз, и дождя, и других многоточий…
Подохнуть в России — стать прахом её.
Как сладко:
Во мрак погружаясь, как прежде —
На самое донышко, в небытиё,
Не ведать, что это, быть может, надежда
Остаться в России — быть болью её.
* * *
Мы легко нарушаем границу обычной любви
под воздействием опия.
И в запретном пространстве на глупый вопрос:
«Was ist das?»
Я вокруг озираюсь, и вдруг понимаю,
что прошлая жизнь — только копия.
Настоящий роман начинается здесь и сейчас.
Мы сжигаем одежды — и в пламени лица мерцают

Еще от автора Валерий Иванович Прокошин
Вечный диалог

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Душа вашего ребенка

В процессе воспитания детей возникает много вопросов: в чем разница в воспитании мальчиков и девочек? Как правильно разрешить конфликты братьев и сестер? Сколько ребенку нужно свободы, чтобы воспитать в нем ответственность? Что делать, когда ребенок врет?С этими и многими другими проблемами вам поможет справиться эта книга, содержащая в себе советы профессиональных психологов, православных священников, педагогов и родителей.


Королева пиратов

Загадочная Мадам Вонг была настоящей звездой преступного мира в середине двадцатого столетия. Ее имя боялись произносить вслух, а смельчаков, желающих заполучить фотопортрет этой отчаянной пиратки, находили порубленными на куски. Бывшая танцовщица с подмостков сомнительных ночных клубов возглавила многотысячную армию бандитов, при этом весьма успешно развивая свой бизнес и приумножая доходы. Будучи супругой почтенного человека, который привел ее в «темное царство» убийств, насилия и воровства и сделал в нем настоящей королевой, она научилась жить без угрызений совести.


Чародей звездолета «Агуди»

Президент России, конечно же, демократ. Более того, демократ до мозга костей. Скажем больше, он гораздо демократичнее любого демократа в Европе, потому что европейцу не надо доказывать, что он – демократ, а русский вынужден это доказывать себе и другим. И даже перегибать палку в демократизме, терпимости и политкорректности.Но когда на чаше весов выживание самой России – нужно ли оставаться демократом любой ценой, зная, что Россия тогда обречена? Или хватит смелости принять верное, но не популярное решение?


Я живу в этом теле

Это – ужасник. Конечно же, – самый ужасный ужасник всех времен и народов. Естественно, без вампиров, оживших мертвяков, маньяков и прочего картонного бреда. Вы заглянете в самое ужасное – в себя.