В 1930 году, когда наша десятая авиационная бригада ВВС РККА прочно обосновалась в Москве, был организован у нас наряду с другими самодеятельными кружками и литературный.
Меня зачислили в него, и я начал сочинять короткие рассказы. (Тогда к нам иногда приходил поэт Иосиф Павлович Уткин. Я уже знал, что Уткин, уроженец дальневосточного Хингана, прошел через горнило гражданской, что он автор таких известных книг, как «Повесть о рыжем Мотле», «Публицистическая лирика» и других. Он беседовал с нами о природе литературного труда, много рассказывал о сложности процесса создания даже короткого четверостишия или небольшой новеллы, не говоря уже о поэмах и романах. Однажды Иосиф Павлович взглянул на мой крохотный рассказ и спросил: «Это ваше собственное произведение?» Я это подтвердил и тут же услышал: «Вам, молодой человек, нужно немедля демобилизоваться и, не теряя времени, поступать на литературный факультет университета! Из вас, по-моему, выйдет писатель…»
В следующую встречу Иосиф Павлович вновь затеял этот разговор. «Нет, вы только подумайте: неужели я должен бросить службу, оставить самолет? Простите, но ваше предложение слишком оскорбительно для меня», — в сердцах сказал я.
Уткин улыбнулся, внимательно вглядываясь в мое свирепое лицо. Потом тихо обронил: «Не пойму, чем и как я вас оскорбил?..» Я повернулся к товарищам: «Слышите?! Наш шеф даже не понимает простой истины: летчик в каждом полете открывает свою страницу искусства… Он забыл, что школу высшего пилотажа ВВС называют воздушной акробатикой, сравнимой с цирком, театром, драмой и, если хотите, поэзией!.. А что мне предлагает Иосиф Павлович? Кончай летать, учись и начинай писать. Это настолько неудачное предложение я, хотя и закоренелый, но крещеный атеист, считаю недопустимым богохульством!..»
Иосиф Павлович по-прежнему слушал с улыбкой, и я решил нанести последний удар: «…знайте, товарищ Уткин, что за одну фигуру высшего пилотажа — будь то мертвая петля Нестерова, реверсман или иммельман — любой из пилотов готов отдать самую любимую книгу величайших литераторов, включая Пушкина, Лермонтова, Толстого или Горького… Так что менять штурвал самолета на перо, даже с самыми лучшими чернилами, не намерен!..»
Выпустил последний снаряд прямой наводкой по цели и сразу убедился в низкой эффективности удара, услышав хохот не только шефа, но и своих друзей. Уткин, утирая слезы, сказал: «Боже упаси вас, товарищ Байдуков, думать, что я желаю вам чего-то скверного, нехорошего. Почитайте биографии писателей, и вы узнаете, что многие из них говорят иногда, вскочив с постели среди ночи; другие, охваченные вдохновением музы, не спят ни ночью, ни днем… Ну как действительно вы сможете сочетать свою чрезвычайно режимную, летную работу с минутами, часами, а то и днями вдохновения, которое запросто может улетучиться от дуновения легкого ветерка, как переспелые нахохлившиеся пушинки одуванчика?..»
«Пушинки одуванчика» сразу охладили меня, и я спокойно ответил: «Чему научусь в порядке самодеятельности, тем и ограничусь. Но бросить работу пилота, одну из поэтических профессий, я просто не смогу.
У меня остается вся надежда на кружок, где вы, как я понимаю, взялись кое-чему научить нас…» Уткин развел руками и серьезно, доброжелательно закончил: «Не бросайте писать! Не бойтесь неудач… Писатель должен вести себя как красноармеец на фронте: поднялся в атаку, ранили — отлежись в госпитале; встал с койки — снова в строй, опять поднимайся и иди вперед, наступай… Только так…»
Вскоре меня перевели из 20-го отряда 10-й авиационной бригады в Государственный научно-испытательный институт ВВС РККА на должность летчика-испытателя. С тех пор я уже не мог ходить на лекции милого Иосифа Павловича Уткина, но его сравнение писательского труда с ратной службой боевого солдата у меня осталось в памяти навечно.
В НИИ ВВС летать приходилось много и днем и ночью. В короткие промежутки между полетами приходилось восстанавливать свои силы сном, и поэтому свободного времени оставалось мало. Однако незаметно появилась потребность хотя бы урывками, но садиться за стол и писать. Один рассказ — «Аргонавты» — опубликовала окружная газета, что, естественно, ободрило меня.
А когда в дальнейшем я стал слушателем первого инженерного факультета Академии ВВС имени Жуковского, курс оказался настолько насыщенным, что даже в воскресные дни стало трудно вырывать хотя бы час на писательскую работу.
Только весной 1935 года, когда меня оторвали от учебы и включили в основной состав экипажа С. А. Леваневского для полета на самолете АНТ-25 из Москвы через полюс в США, у меня стали появляться просветы свободных минут. Их я использовал успешно и в короткий срок написал несколько новых рассказов.
В 1936 году, когда сформировался наш новый экипаж самолета АНТ-25 под руководством В. П. Чкалова, мне предложили быть внештатным корреспондентом газеты «Правда» и освещать ход беспосадочного перелета из Москвы к Петропавловску-Камчатско-му. Мои рассказы об этом полете публиковала газета «Правда», а иве издательства выпустили небольшие книжки.
