Воскресное августовское утро выдалось на загляденье ясным и умиротворенно тихим. Белесая пелена тумана, застилавшая с вечера деревенскую улицу, после восхода солнца разом исчезла, оставив на траве обильную росу. Накануне несколько дней кряду прошли грибные дожди, и сельский участковый милиции Александр Двораковский, бреясь у распахнутого окна, подумал, что по случаю выходного надо бы побродить с лукошком за околицей, где в березовом подлеске наверняка появились ядреные груздочки. Осуществить эту задумку помешала запиликавшая трубка мобильного телефона. Участковый, выключив электробритву, ответил на вызов и услышал знакомый голос фермера из соседней деревни Веселая Грива Андрея Монетова:
— Саня, ты можешь ко мне сейчас подъехать?
— Срочно? — уточнил Двораковский.
— Желательно побыстрее.
— Что у тебя случилось?
— Магазин райпо обворовали.
— Чего там воровать? Насколько я знаю, эта коопторговская лавка давно в Веселой Гриве не функционирует. Селянам и твоего магазина за глаза хватает.
— Конкуренция. Понимаешь, чтобы не искушать выпивох, я перед уборочной страдой прекратил продажу алкогольных напитков. Райповские мудрецы воспользовались моментом. Завезли в свой магазин фургон спиртного и вместо ушедшей на пенсию продавщицы тети Дуси прислали из райцентра Клаудию Шиффер…
— Кого?!
— Местные школьники так окрестили Клавку Шиферову.
— Шиферова… Игривая блондинка с параметрами популярной фотомодели?
— Да. Твоя землячка, из Березовки.
— Знаю. Когда заканчивал школу, Клава в шестом классе училась и отчаянно строила голубые глазки старшеклассникам.
— Она и теперь напропалую стреляет озорными глазами.
— В районную милицию не звонил?
— Нет, решил сначала тебе сообщить… — в трубке послышался глубокий вздох. — Тут у меня еще одно чэпэ.
— Какое?
— Рассказывать долго. Короче, Саня, приезжай.
— Ладно, Андрей. Сейчас позавтракаю на скорую руку и оседлаю мотоцикл.
Торопливо перекусив, Двораковский надел летнюю форменную рубаху с погонами старшего лейтенанта милиции и фуражку с эмблемой двуглавого российского орла. На крыльце впопыхах чуть не столкнулся с женой, которая несла в избу подойник парного молока.
— Выходной день, а ты спозаранку в форму нарядился, — удивленно сказала она.
— В Веселой Гриве кража. Надо по горячему следу разобраться.
— Опять двадцать пять! Откуда там воры взялись. Там же, считай, одни пенсионеры живут.
— Халявной наживе все возрасты покорны, — шутливо ответил участковый.
— Вот досада… Хотела сегодня уговорить тебя сходить в лес за груздями.
— Сам, Оленька, такой замысел имел, да… Служба есть служба. Кстати, Оль, ты Клаву Шиферову помнишь?
— Еще бы! В начальных классах за одной партой с ней сидела.
— Как она, на твой взгляд?
— Училась неплохо.
— А вообще?…
— Хвастунья. Точнее сказать, бесшабашная оптимистка.
— Давно ее видела?
— Месяца два назад, когда в райцентр за туфлями ездила. Случайно зашла в роскошное кафе «Русалочка» и ахнула. Клава в белом брючном костюме «Армани», словно артистка, покуривает сигарету за стойкой бара и коктейли готовит. Увидев меня, обрадовалась. Между делом битый час мне рассказывала, кому живется весело, вольготно на Руси.
— Она же после школы, кажется, в Новосибирск уезжала.
— Да, уезжала. Окончила там курсы модных парикмахеров, но по специальности работать не стала.
— Почему?
— Говорит, рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше.
— Не замужем?
— С ее слов, в Новосибирске пару раз выходила неофициально за преуспевающих бизнесменов, да неудачно. Измученные погоней за большими деньгами богачи оказались «недееспособными мужиками». Ты что это, милый, заинтересовался Клавочкой?
— В Веселой Гриве райповский магазин, где она работает продавцом, обворовали.
— Странно… Клава всегда брезгливо морщилась при разговоре о деревенской жизни, хотя родилась и выросла здесь. Какая нелегкая загнала ее в Веселую Гриву?
— Разберусь — отвечу на твой вопрос.
От Березовки, где жил участковый, до Веселой Гривы по проселочной дороге было около пяти километров. Основанная переселенцами в годы Столыпинской аграрной реформы деревня по сибирскому обычаю вытянулась одной улицей вдоль высокого берега небольшой запруженной речки. Первым, кого увидел участковый, въезжая на мотоцикле в деревню, был восьмидесятилетний Евлампий Огоньков. Возле почерневшего от времени пятистенного дома с резными оконными наличниками и красной ветеранской звездочкой на тесовых воротах сухощавый жилистый старик, посапывая короткой трубкой-носогрейкой, поправлял седло на понуро стоявшем мерине. Подвернув к нему, участковый заглушил мотоцикл. Поздоровавшись, спросил:
— Куда, Евлампий Сидорович, спозаранку коня седлаешь?
Огоньков вынул изо рта чадящую самосадом трубку:
— Здорово, Сашок. Андрюха Монетов уговорил частное стадо попасти.
— Моложе тебя пастуха не нашлось?
— Пастухом мы вскладчину Кузьму Сумеркина наняли, да у Кузи седни ОРЗ…
— Летом простудился?
— Не, опять разгильдяй запил. Я хотел ныне утренней зорькой карасей на пруду поудить, но Андрюха подкатил. Дескать, выручай, дед Евлампий. «Ты единственный из пенсионеров, кто не разучился верхом на лошади ездить». Отказать фермеру не посмел. Он теперь у нас и царь, и Бог, и воинский начальник. Колхозный-то уклад махом профукали.
