Моим внукам из будущего
Лоренсу и Томасу
(Томас первым прочел этот трактат),
а также Джейсону, и Максу, и Бену,
ну и, конечно же, Арчи — с любовью от автора
«Тот, кто, прочтя великое произведение сэра Чарлза Лайелля “Принципы геологии”, которое будущий историк призна́ ет как совершившее революцию в естественных науках, все же не захочет допустить всю громадность истекших периодов времени, пусть тотчас же закроет этот том».
Чарлз Дарвин
«О происхождении видов путем естественного отбора или сохранении благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь»
Ваша гипотеза о влиянии гравитации на развитие человеческого эмбриона просто поразительна; она чрезвычайно меня заинтересовала…
В теории эмбрионального развития имеется обширный пласт данных о той важной роли, которую деформирующие физические воздействия играют в процессе роста плода, тем самым давая все основания считать вашу гипотезу «облегченной гравитации» вполне правдоподобной (не говоря уже о ее оригинальности). Более того, ничуть не менее интересным представляется влияние измененной силы тяжести на работу сердца и кровоток, тем более что плод не столь хорошо «оснащен» по сравнению с матерью.
Таким образом, вполне состоятелен вывод о том, что плодам с пороками развития грозит риск внутриутробной смерти или мертворождения.
Профессор Франк Маннинг,
отделение патологии беременности, Нью-йоркский медицинский колледж
Эта книга найдет чем порадовать тех, кто предпочитает гипотетичность взамен той вещи, что именуется реальностью — которая в их глазах до того прискорбна, что они порой требуют невозможного. А вот оптимисты, сетующие на недостатки текущего бытия, вполне могут надеяться на улучшение дел в будущем, в частности, среди безвоздушных марсианских пустынь, описанных ниже.
К Марсу не подходит слово «пейзаж». Здесь скорее годится слово «панорама».
Итак, панорама была пронизана скромным драматизмом. Вулканы в этой части Фарсиды невелики и беспорядочно разбросаны. Место для поселения на Фарсидском щите выбрали за доступ к подземным источникам воды и относительно малые перепады высот. На восток тянулась короткая, хорошо утоптанная тропинка. По ней плечом к плечу шли мужчина и женщина, высоко подбрасывая колени из-за уменьшенной силы тяжести. На них были многослойные, толстые комбинезоны и дыхательные маски, коль скоро они находились вне атмосферной границы поселка.
Эта прогулка, сама по себе вполне примечательная, явилась следствием непростых событий и мероприятий, которые, в свою очередь, были вдохновлены открытиями марсохода «Кьюриосити», сделанными в 2012 от Р.Х. — когда ни одного из этих новых марсиан не было еще и в проекте.
Роой и Айми совершали свой ежедневный моцион. Здесь, в аскетическом лоне бесплодной планеты, они обнаружили то, чего никак не могли отыскать доселе. Отсутствие воздуха, стопроцентную видимость, ясность взора и ума, марсианскую оранжево-серую стерильность. Темнокожая, острая на язычок Айми любила называть Марс физическим проявлением системы жизнеобеспечения подсознательного.
Их окружал великий простор мира без морей. Та вода, что здесь имелась, текла невидимо, под землей. Как всегда, новые марсиане продолжали свой путь, пока из-за горизонта, будто проблеск разума, не показалась макушка горы Олимп.
Сейчас они находились между двумя потухшими вулканами — Павлином на севере и Арсией к югу, причем до морщинистого подножия Павлина было рукой подать. В одной из здешних трещин обнаружилась крошечная колония сине-зеленых водорослей, что скрасило прогулку. Молодые люди решили, что это свидетельство древнего подземного русла.
Продвижение было небыстрым: левую голень Рооя покрывал гипс, чтобы не тревожить место перелома.
Маленький шарик Фобоса, взошедший на западе, сейчас стоял над Щитом, но его не было видно из-за ветра, поднявшего мельчайший песок. Далекая звезда Солнце, висевшая низко над горизонтом, заливала окрестности тусклым золотом.
— Меня беспокоит наше радостное настроение, — пожаловалась Айми. — А вдруг нас тянет сюда какая-то странная сила? Или мы вообще не здесь, а сидим где-то и галлюцинируем? Сам знаешь, какая тут тоскливая реальность.
— Да не только тут, — фыркнув, отозвался Роой.
На Земле один из скримеров провел опрос насчет шести марсианских башен, и вот что получилось:
КИТАЙСКАЯ: САМАЯ ИСКУСНАЯ
ЗАПАДНАЯ: САМАЯ ЭРУДИРОВАННАЯ
РУССОВОСТОЧНАЯ: САМАЯ АРТИСТИЧНАЯ
СИНГАТАЙСКАЯ: САМАЯ ЭКСКЛЮЗИВНАЯ
СКАНДСКАЯ: САМАЯ СПАРТАНСКАЯ
ЗЮЙДАМЕРСКАЯ: САМАЯ ЭКЗОТИЧНАЯ
— Может, есть что-то в выдумках по ходу дела, — заметила Айми. — Откуда им вообще известно, как тут живется?
— Хорошо еще, мы до сих пор в новостях, пусть и высосанных из пальца.
— Лучше уж во вставных номерах.
— А я вот каждое утро глаза открываю и восторгаюсь, — сообщил Роой.
— А потом ложишься каждый вечер и храпишь.
— Знаешь, в двадцатом веке был такой писатель, он как-то сказал: «Смейся — и весь мир будет смеяться вместе с тобой; храпи — и будешь храпеть в одиночестве».
— Энтони Берджесс [1]. Ты уже рассказывал.
Повисло молчание. Было что-то в окружающей панораме, что требовало тишины. Кому-то это казалось подозрительным, кто-то этим восторгался — пусть и сам не понимал, чем именно.
