Против ветра

Остров был открыт всем ветрам. Чуть приподнявшийся над ледяными полями, он был затерян среди моря, пустынный, плоский, выметенный метелями.

Солнце на многие месяцы исчезало за горизонтом. В редкие дни, когда не было туч, над островом светили звезды и полыхало трепетное сияние. Потом солнце возвращалось. Изо дня в день оно поднималось все выше и выше, освещая базальтовые скалы и снежные морщины на обрывах берега. Тогда просыпалось море и гнало льдины одна на другую, сталкивало их, ломало.

Но ветер дул неизменно. Он не стихал. Он лишь менял свое направление, уходил куда-то и возвращался, чтобы снова пронестись над островом, завыть по-волчьи в скалах, пролететь по гладкому прибрежному леднику, закружиться на его куполе, неся с собой холод полюса.

В морозную звездную ночь человек шел против ветра.

Ветер рвал на нем полы полушубка, поднимал с земли снег, залепляя глаза, старался потушить фонарик и наметал на пути сугробы.

Человек остановился.

Он заглянул в маленькую будочку. В светлом пятне фонарика виднелся метеорологический прибор. Закоченевшими пальцами человек записывал в тетрадь показания прибора.

На ветер он не обращал внимания. Для него это была обычная погода, к которой он привык за пятнадцать лет, проведенных в Арктике.

Ветер иссушил его лицо, да и всю фигуру, жилистую и упругую, фигуру человека, привыкшего к лишениям и суровой жизни.

Вдоль натянутого каната Сходов — так звали этого человека — возвращался в дом. Он совершал этот путь к метеоплощадке и обратно через каждые четыре часа и днем и ночью, в любую пургу.

У Сходова, метеоролога и начальника полярной станции, не было сменщиков, как не было их и у его товарищей — метеоролога Юровского и механика Анисимова. Еще по пути на остров, на корабле, они отказались от сменщиков, так как на другом острове надо было заменить больных полярников.

Сходов подошел к станции. Ветер бил в спину. Он ворвался в сени, едва метеоролог открыл дверь.

В темном, холодном коридоре в свете фонарика заискрился снег на дверях и стенах.

Сходов вошел в освещенную коптилкой радиорубку со стенами, покрытыми инеем. Она казалась оклеенной лохматыми, изодранными обоями.

Сходов хмурился. Метеоролог Юровский лежал в спальном мешке.

— Как дела, Женя? — спросил Сходов.

В ответ Юровский закашлялся, сухо, с натугой.

Сходов подошел к юноше, положил ему на лоб руку. Определить, есть ли у него жар, он не мог. В комнате температура была намного ниже нуля.

Молчаливый, сосредоточенный, Сходов сел за рацию и связался с островом Диким. Он отстучал ключом очередные радиограммы, полученные от соседей, для которых он был посредником, передал метеосводку, а потом вызвал к микрофону врача.

Вошел механик Анисимов, кряжистый, широкоплечий, в заснеженной кухлянке. Он начал приплясывать, отряхивая снег.

— Здесь больной, — напомнил ему Сходов. Анисимов скинул капюшон.

В руке он держал котелок с теплой похлебкой. Он умудрялся готовить ее в радиаторе бензинового движка, пока тот работал, заряжая аккумуляторы. Это был единственный источник тепла, каким располагали полярники.

— Женя, хочешь горяченького? — ласково спросил механик.

— Холодно, очень холодно… — прошептал больной.

К микрофону подошел врач. Сходов сообщил ему о состоянии Юровского. Врач расспрашивал о симптомах, температуре, пульсе. Потом потребовал, чтобы к груди больного приложили микрофон.

Сходов держал провод, Анисимов — микрофон. Хрипы в груди больного стали слышны за сотни километров.

У радиста началось воспаление легких.

Врач предупредил полярников, что заболевание серьезное.

— Главное, держите больного в тепле, — сказал он в заключение. — Бойтесь открытых форточек.

— Открытых форточек… — медленно повторил Сходов и сел около больного.

Дом давно уже не отапливался. У зимовщиков не было ни горсти топлива. Еще осенью его унесло в море…

Сходов вспомнил, каким восторженным и впечатлительным прибыл Женя Юровский на остров. Все его поражало и восхищало: и то, что корабль подошел к леднику, как к причалу, и то, что моряки поздней осенью через сплошной лед с таким риском пробились к острову и должны были теперь спешить обратно, не теряя ни минуты.

После ухода корабля поднялся штормовой ветер. Сходов торопился, не давая передышки ни себе, ни своим товарищам. Вскоре большая часть ящиков с оборудованием и продовольствием, выгруженных на ледник, была на скале.

На леднике, у самого его края, оставались лишь бочки с бензином и черная пирамида на снегу — запас угля на два года. Кто знает, пробьется ли корабль сюда в будущем году?

На берег успели выкатить только две бочки. И тогда случилось то, чего боялся Сходов. Шторм отломил часть ледника, которая всплыла, образовав айсберг. На нем остались драгоценный уголь и бензин…

Люди стояли на краю ледника. Ветер сталкивал их вниз, туда, где бушевало море, откуда взлетали брызги и пена, холодная, как снег.

Сходов помнил лицо Жени в тот момент. Юное смуглое лицо южанина было растерянным, почти испуганным. Его чуть расширенные глаза провожали айсберг, который уплыл к двум другим ледяным горам, стоявшим вдалеке, как на рейде.

Темное в наступивших сумерках море кипело вокруг дальше и дальше, отнимая у людей последнюю надежду на возвращение топлива…