Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны

Ведьма опостылела до чертиков! Сморщенное гармошкой лицо, космы седых, нечесаных волос, нос-висюлька и злые, в узкую кошачью щелку, глаза.

Она поселилась над дверью в плафоне, и стоило войти в квартиру, как ведьма выныривала из тьмы, садилась верхом на люстру, взнуздывала ее и принималась за старое: начинала брюзжать и строить рожи.

Владимиру Ивановичу ведьма опротивела до того, что он решил передвинуть свой рабочий стол в другой угол комнаты, чтобы отвязаться, не видеть противной бабки, но та достала его и здесь; срочно перебралась в темно-малиновое бра над диваном и, окруженная сиянием, продолжала юродствовать и куражиться.

Избавиться от взбалмошной, великовозрастной пустышки не было никаких сил и Владимир Иванович отступил, махнул на нее рукой и смирился.

Хотя, если говорить откровенно, выгонять зануду из дому Ахенэеву не было никакого резона. Старушка, несмотря на сварливый, бузотерный характер обладала еще и незаурядными качествами: сама того не ведая, бабка в совершенстве владела телепатическим мышлением, которое, вместе со способностью перемещаться в разных субстанциях, давало Владимиру Ивановичу, в прямом смысле слова, пищу — хлеб насущный. Для писателя-фантаста, каким считал себя Ахенэев, древняя, демоническая старушенция оказалась настоящей находкой, истинным кладезем сюжетов и сюжетиков его рассказов.

Так и сегодня: не упомяни старая карга Сатану, неизвестно, чем бы закончилась их перепалка. Когда же бабка проскорготала под занавес:

— Притяну, вражину, за фальсификацию россказней к ответу, через своих… — Владимир Иванович сдрейфил и испугался.

— Бесовские плутни, — нервно подумал он, трижды сплюнул через левое плечо, но страх не проходил. Наличие в доме наглой квартирантки заставляло верить в Адово царство, где сплелась в клубок вся нечисть, ведьмина родня: дельцы загробного мира, вертеп тварей без стыда и совести — с такими шутить опасно! И Ахенэев, пригасив норов, стих.

— Положеньице. В пору хоть контракт с чертями заключать…

А ведьма, нахохлившись и зондируя писаку лиловым глазом, уточнила с издевкой:

— Так вызывать, что ли, родственничка?

— Зови… — автоматически не поддался на бабкино «слабо» фантаст и тут же ужаснулся. — Не дай Бог, правда!

Не ожидавшая такого поворота карга, чуть было не вывалилась от удивления из бра.

— Гля-ди-и, герой какой выискался! — Разочарованно произнесла она. И не отчаявшись нагнать на Владимира Ивановича жути, уже не так уверенно добавила:

— Ведь я не шуткую, дурья башка. Не боисся, что ли? Самого Сатану сейчас сюда приглашу. Соображаешь? Са-мо-го!!! По твою, кретин, душу.

Но Ахенэев не поддался на провокацию, и не задумываясь о последствиях, повторил:

— Зови, уродина!

— Что-о-о?! — Оскорбилась ведьма, и, забывшись от возмущения, уселась на раскаленную лампочку. Многотысячная температура выбросила шипящую бабку из светильника, и она заносилась кругами по комнате, прихлопывая по дымящемуся заду, причитая и охая. Но ветхая юбчонка разгорелась еще пуще, и погорелица, бултыхнувшись в уже года три пустующий, зазеленевший аквариум, заверещала заклинание, возжаждав немедленного отмщения.

Из небытия демонюга высветился не сразу, не вдруг. Сначала по помещению протянуло метановым душком — сквознячок не из приятных — и лишь потом, после этого, перед очами Владимира Ивановича материализовался сам Сатана.

Выглядел он весьма неплохо: костюм с иголочки, такое же, как у Ахенэева представительное пузо, те же блестящие, высокие залысины, очки в тонкой золоченой оправе. Точь-в-точь Владимир Иванович, только с огромными рогами.

Черт расслабленно процокал копытцами по паркету и плюхнулся в хозяйское кресло-качалку.

— О чем, собственно, лай? — Произнес он наконец. Бабка не дала Ахенэеву и рта раскрыть:

— Задумал чтиву сочинить про Содом и Гоморру! — Заголосила она из аквариума, стряхивая с уха чахлую водоросль. — Состоит с «зеленым змием» в связи! Мне все нервы измотал, изверг, теперь до Вас добирается.

Однако, вопреки ведьминым ожиданиям, Лукавый выслушал ее стенания равнодушно. Он удобно развалился в кресле и ослабил галстук.

— Слушай, человече! Об аде не написано ни одной правдивой книги. Брался один, дай бог памяти, тьфу, черт — Данте — сочинить. Привязался, как собака к ошейнику, к кругам, интерпретировал синкретичные мифы, сварганил симбиоз из правды и домыслов и — баста! А что получилось? Крупица истины, а остальное — галиматья, абсурд! Возьми хотя бы элементарщину: с подачи Данте — все обитающие в аду грешники — призраки! Явный нонсенс. На привидение лапу не наложишь: выскользнет, просочится… Поэтому телеса, хочешь не хочешь, а выдавать приходится! Клонировать в том естестве, в котором усопший или усопшая должны были пребывать по генетическому проекту, до отбывания на наш свет. Клонокопии без аномалий, не чихают, не кашляют. — Сатана укорочено взглянул на Владимира Ивановича — понимает ли?

Моделирование человека, его копии, идентичной оригиналу, из одной единственной живой клетки, было довольно верной лошадкой для собратьев по перу и жанру. Правильно истолковав немой вопрос, Ахенэев позволил себе прервать монолог демона и вставил: