Осень 1817-го, Ирландия
Солнечный свет, струившийся сквозь окно длинного узкого коридора, горячо пламенел на рыжих локонах женщины, которая только что вышла из комнаты, закрыла за собой дверь и стояла теперь молча без движения. Присмотревшись внимательней, можно было заметить, что впечатление силы и жизненной энергии, исходившие от нее, заключались именно в этих ее удивительных волосах, и только в них. Молодая женщина была очень бледна, и каждая линия ее прекрасного тела говорила о крайней степени усталости. В глазах ее, цвета темного янтаря, читалась печать поражения.
– Ей ни капельки не лучше сегодня, Чарити? Услышав этот нежный, с надеждой голосок, раздавшийся в конце коридора, рыжеволосая женщина мгновенно изменилась. Она выпрямилась, подняла гордо подбородок, и лицо ее стало совершенно спокойным и непроницаемым. Она повернулась, чтобы поприветствовать девушку, спешащую ей навстречу.
– Никаких изменений. – Чарити закусила губу, видя, как выражение надежды исчезло с лица девушки и большие голубые глаза ее наполнились слезами. – Пруденс, милая моя, у тебя появляется надежда всякий раз, как только маме хоть на минуту немного полегчает, – проговорила она. – Но ведь тебе известно, и доктор объяснил, что она постепенно слабеет. Настойка опия помогает от боли, но пищу принимать мама уже не в состоянии. Теперь недолго осталось.
– Но ведь ей всего сорок один год! – протестующе воскликнула девушка. – Она еще слишком молода, чтобы умирать! Может, она все-таки выживет. Чудо случается иногда, ты знаешь. – Она забрала свою руку. – Я буду молиться, чтобы случилось чудо.
Чарити прижала руки к груди. Ее губы уже раскрылись, но затем сжались плотно, не позволив вырваться наружу сентиментальным словам утешения, которые могли бы только еще больше опечалить ее сестру.
Сказать, что единственное чудо, на которое рассчитывает их мать, это скорейшее избавление от жизни, ставшей мучительно невыносимой – было бы жестоко по отношению к юной чувствительной девушке.
– Да, конечно, – пробормотала она.
Чарити отвела глаза, посмотрела в окно, а затем в другую сторону, потому что солнечный свет был для нее сейчас слишком ярок.
– Ты выглядишь совершенно усталой, – сказала Пруденс, присмотревшись внимательней к своей сестре. – Этой ночью мама хуже спала?
– Нет, не волнуйся. Просто бессонная ночь сказывается. Мне нужно поспать несколько часов, и я снова буду в порядке.
– Разреши мне посидеть рядом с ней ночью, – попросила Пруденс, – чтобы ты хоть немного отдохнула. Посмотри, ты такая бледная! В последние дни почти не бываешь на свежем воздухе.
– Спасибо, Пруденс, но я уже говорила тебе, что это не занятие для молодой девушки бодрствовать по ночам.
– Если маме станет хуже, я разбужу ее служанку. Лили спит в соседней комнате и сразу приведет тебя.
– Нет.
Спокойный тон старшей убедил младшую сестру, что все аргументы бесполезны. Она вздохнула покорно, а затем предложила:
– Почему бы тебе сегодня утром не позавтракать в саду? Подышишь свежим чистым воздухом – это полезно для здоровья, и потом будешь крепко спать.
– А вот это хорошая идея. Думаю, я последую твоему мудрому совету, – ответила Чарити добродушно. – Брендан был за завтраком?
– Нет. Дворецкий сказал, что жеребец Минервы приболел, и Брендан пошел в конюшню посмотреть. Надеюсь, с ним ничего серьезного не случилось – я имею в виду жеребца.
– Думаю, все обойдется, он очень крепкий. – Добродушный тон Чарити сразу исчез, когда она посмотрела повнимательней на сестру. Затем сказала: – Вчера, перед тем как пойти к маме в комнату, я заметила, что Брендан… хм-м… в каком-то странном настроении. – Пруденс отвела глаза, а Чарити продолжила: – За столом Брендан говорил, что собирается после обеда спуститься вниз и дать какие-то распоряжения своему грума. Он так и сделал?
Пруденс покачала головой.
– Нет. В действительности, после того как ты ушла, он сказал, что весьма расположен к музыке, и я поиграла для него немного. Он даже спел несколько песен. У него чудесный голос, очень глубокий и берет за душу.
– Голос у Брендана, конечно, очаровательный.
– Почему вы с ним не любите друг друга? Он тоже говорит очень сухо – вот как ты сейчас! – когда речь заходит о тебе. Почему, Чарити?
Один быстрый взгляд на любопытное личико сестры, и Чарити спряталась за занавесом густых темных ресниц. Она ответила с хорошо разыгранным равнодушием:
– Должно быть, это просто детская обида с тех давних пор, когда мама снова вышла замуж. А ведь прошел лишь год, после того как умер наш отец. Мне кажется, я была уже достаточно взрослая и не нуждалась в новом отце, тем более таком, который всего лишь на двенадцать лет старше меня.
– Ты имеешь в виду, что мама на пять лет старше Брендана? Тебе это не нравится? Но ведь ей было всего тридцать четыре, когда умер папа, и она была такая красивая! Я уверена, что многие мужчины хотели бы жениться на ней. Помню, как она входила каждый вечер в мою комнату, чтобы поцеловать меня и пожелать спокойной ночи. Я всегда думала, что она похожа на принцессу. – У Пруденс голос стал очень мечтательный. – Она ведь была очень красивая, правда, Чарити?
