«Разуму труднее погружаться в самое себя, чем идти вперед, но и этот путь, в силу нашего невежества, вряд ли будет долгим…»
Если справедливо утверждать, что человеку суждено жить с таким ощущением, будто он стоит на краю пропасти, то правда и то, что большинство людей в критические моменты жизни испытывает нечто вроде прозрения — когда таинственные и бездонные глубины, лежащие за пределами маленького мира, населенного людьми, вдруг становятся близкими и доступными. Это значит, что вы вкусили из колодца знания, а это редко кому удается. Но подобное прикосновение к неведомому не проходит бесследно, наполняя ужасом сердце даже самых отважных. Разве может кто-то из ныне живущих доподлинно знать, как появился человек и каково его место в этом мире, или с достаточной долей уверенности утверждать, что человечеству уготован бесславный конец? Есть ужасы, которые посещают вас во сне и наполняют мир ваших грез, ужасы, которые в действительности рождены окружающей вас повседневностью. В последнее время меня неотвязно преследуют видения иных миров, и я уже не берусь категорически утверждать, что все это не более чем обычные галлюцинации. Но так было не всегда. Все изменилось в тот самый миг, когда я впервые повстречал Амоса Пайпера.
Меня зовут Натаниэль Кори. Более пятидесяти лет своей жизни я посвятил психоаналитической деятельности. Я являюсь автором одного учебника и большого числа статей по этой дисциплине. После учебы в Вене я долго практиковал в Бостоне, но десять лет назад в силу преклонного возраста был вынужден оставить практику и переехать в небольшой университетский городок Аркхэм, расположенный неподалеку от столицы штата, где и по сей день продолжаю свою деятельность. У меня хорошая профессиональная репутация, которую, впрочем, описываемые ниже события могут поставить под сомнение, чего я, признаться, весьма опасаюсь. Во всяком случае, я надеюсь, что это будет не единственным и далеко не самым важным следствием публикации моих заметок.
Неясное гнетущее предчувствие заставляет меня сесть и подробно описать самую интересную и одновременно самую спорную проблему из всех, с какими мне довелось столкнуться за многие годы своей практики. Не в моих правилах делать всеобщим достоянием сведения, касающиеся моих пациентов. Но в силу особых обстоятельств я вынужден нарушить это правило и осветить несколько конкретных фактов из истории болезни Амоса Пайпера. Эти факты в свете иных, внешне никак не связанных с ними событий, могут приобрести для многих людей гораздо большую значимость, чем даже для меня в момент моего первого знакомства с ними. Есть силы разума, которые мы не различаем во тьме, но, возможно, существуют силы тьмы, которые не способен воспринять наш разум. И это отнюдь не ведьмы и колдуны, духи и гоблины или подобные им порождения фантазии представителей примитивных культур, а силы несравнимо более могучие и страшные, выходящие далеко за рамки нашего понимания.
Имя Амоса Пайпера должно быть знакомо тем, кто интересуется вопросом происхождения человека. Они, возможно, помнят сборник докладов по антропологии, опубликованный около десяти лет назад и снабженный его комментариями. Моя первая встреча с Амосом Пайпером произошла в 1933 году. В сопровождении своей сестры Абигейл он появился в моем кабинете. Это был высокий мужчина довольно приятной наружности, производивший впечатление некогда очень полного, но за короткое время сильно потерявшего в весе человека. Случай был действительно интересным и на первый взгляд требовал не столько психиатрического, сколько общего медицинского обследования. Однако из пояснений его сестры я понял, что все врачи, к которым они ранее обращались, сходились во мнении, что его болезнь протаскает в сфере ментальной и находится вне их компетенции. И несколько моих коллег рекомендовали меня в качестве консультанта-психоаналитика.
Пока Амос Пайпер готовился в приемной, его сестра в нескольких словах очень толково и четко обрисовала мне ситуацию. Пайпер оказался жертвой устрашающих галлюцинаций, которые, стоило ему закрыть глаза — будь то днем или ночью — начинали немедленно его преследовать. Он лишился сна и сильно сбавил в весе, что не могло не вызвать беспокойства у его близких. Мисс Пайпер также упомянула, что три года назад во время посещения театра ее брат неожиданно — скорее всего, на нервной почве — впал в коматозное состояние, от последствий которого окончательно избавился лишь около месяца назад, а спустя еще неделю начали появляться галлюцинации.
Мисс Пайпер предполагала, что существует некая логическая связь между прошлой болезнью ее брата и постигшим его новым несчастьем. Лекарство на некоторое время возвращало сон, но даже оно не могло избавить его от видений, которые внушали доктору Пайперу такой ужас, что он не решался даже говорить о них.
Мисс Пайпер откровенно отвечала на все поставленные мной вопросы, демонстрируя при этом отсутствие какого-либо глубокого понимания состояния своего брата. Она утверждала, что у него никогда не было приступов ярости, но он часто бывал рассеянным и отрешенным от мира сего, причем грань эта просматривалась совершенно четко, и порой он напоминал улитку, отгородившуюся от окружающих прочными стенками своей раковины. Вскоре мисс Пайпер удалилась, и я взглянул на вошедшего пациента. Он сел возле моего стола, глаза его были широко открыты и излучали какую-то гипнотическую энергию — мне показалось, что удерживать их открытыми стоило ему огромного усилия воли; белки были налиты кровью, а зрачки затуманены. Он пребывал в возбужденном состоянии и начал немедленно извиняться за свой визит ко мне, за решительную настойчивость своей сестры, которую он не разделял, понимая, что помочь ему не было никакой возможности.
