У Теда Кеннеди прошлой ночью появилось предчувствие. Оно пришло, как это часто бывает, во сне. Сверкали выстрелы, умирали невинные, вокруг все пылало. Нависали страшные грибы термоядерных взрывов. Он дернулся, застонал, едва не проснулся, но не вырвался из сна. Наутро же был бледен и изможден. Досадливо хлопнув запястьем о подушку, чтобы приглушить настойчивый зуммер будильника, Тед свесил ноги с кровати и протер глаза. Плеск воды в ванне свидетельствовал, что жена уже проснулась и принимает душ.
Кеннеди всегда просыпался с трудом. Еще не очнувшись полностью, он прошаркал через спальню к шкафу: нащупал халат и направился в кухню. Там потыкал пальцами в кнопки плиты-автомата, заказывая завтрак. И с усмешкой подумал: как-нибудь в полусне вместо обычной яичницы с беконом закажу бифштекс на тосте.
Когда он вернулся в спальню, чтобы одеться, Мардж уже вышла из ванной и растиралась полотенцем со всегдашним утренним ожесточением.
— Завтрак готов? — спросила она.
Кеннеди кивнул и, порывшись в шкафу, достал свой лучший костюм, темно-зеленый с отделкой из красного кружева. Сегодня ему надо будет выглядеть получше, — о чем бы ни пошла речь на совещании на Девятом этаже, туда не каждый день приглашают сотрудника третьего класса из отдела по формированию общественного мнения.
— Наверное, тебе приснился страшный сон, — вдруг сказала Мардж. — Я знаю. И ты все еще не можешь забыть его.
— Да, конечно. Я тебя не разбудил?
Она сверкнула сияющей улыбкой, неизменно поражавшей его в пять утра. Тут они по-прежнему совершенно не походили друг на друга: он — сова, поздно вставал, зато засиживался далеко за полночь, не теряя бодрости, а она с первыми лучами вскакивала, преисполненная энергии, которая начинала иссякать часам к шести вечера.
— Нет, ты меня не разбудил. Но, вижу, сон тебя не отпускает. Расскажи-ка его — только поторопись. Ты ведь не хочешь опоздать на работу?
— Мне приснилось, что у нас война.
— Война? С кем?
Он помедлил.
— Не знаю. То есть не помню повода. Но война была ужасна… И у меня такое чувство, что именно мы развязали ее.
— Ну, какая может быть война? Все живут в мире, дорогой. Уже много лет. На Земле больше не будет войн, Тед.
— Может, не на Земле, — мрачно отозвался он. Потом попытался перебить настроение шуткой, и к концу завтрака волна бессознательного страха немного откатила. Ели молча. Кеннеди и всегда-то был не особенно разговорчив за завтраком.
Без нескольких минут шесть Мардж сложила тарелки в мойку; над низкими коннектикутскими холмами вставало солнце. Тед закончил туалет, оттянул воротник, немного ослабив вышитый желтый шнур, и слегка припудрил эполеты золотым порошком. Мардж осталась в халате: она была художником-дизайнером и работала дома, выполняя эскизы мебели и убранства комнат.
Ровно в 6.18 он вышел на крыльцо, куда в 6.20 подкатил сверкающий желтый «шевроле-кадиллак» 44-й модели с Альфом Хогеном за рулем. Стол Хогена, крепкого мужчины с пронизывающими глазками на мясистом лице, стоял сразу за рабочим столом Кеннеди в офисе фирмы Стьюарда и Диноли. В эту неделю была как раз очередь Хогена возить пятерых сослуживцев на работу. К тому же из них он владел самой лучшей машиной, и ему доставляло удовольствие щеголять ею.
Кеннеди трусцой сбежал вниз к машине Хогена. Оглянувшись, он помахал Мардж на прощание, с некоторой досадой отметив, что она вышла на крыльцо в полупрозрачном утреннем халате. Некоторые из пассажиров «кадиллака» были холостяками, а в отличие от Хогена Кеннеди не улыбалось хвастать в открытую своими сокровищами. Он не испытывал ни малейшего желания демонстрировать красоту Мардж ни Ллойду Просели, ни Дейву Сполдингу, да и никому другому.
Он скользнул на заднее сиденье. Просели и Майк Камерон подвинулись, освобождая ему место. Хоген нажал кнопку стартера, зажужжали турбоэлектрические моторы, и машина плавно двинулась по направлению к центру города.
Видимо, Сполдинг по пути рассказывал какой-то анекдот. Теперь он выдал концовку, и все, за исключением Кеннеди, расхохотались.
Сполдинг не нравился Кеннеди. Этот стройный молодой служащий четвертого класса жил в новостройке тремя милями дальше. Сполдинг был не женат, относился ко всему крайне серьезно, даже настороженно и почти никогда не выдавал своих истинных мыслей. Черты характера, не очень располагающие в его пользу, вероятно, поэтому после трех лет работы у Стьюарда и Диноли, он все еще оставался служащим 4-го класса. Не было секретом, что старик Диноли предпочитал выдвигать женатых людей, обладающих при этом открытым характером.
— Имеет кто-нибудь из вас представление, что это за большое дело затевается сегодня? — спросил вдруг Майк Камерон.
Кеннеди резко повернул голову влево.
— Какое большое дело? Тебя тоже вызвали на Девятый этаж?
Камерон кивнул:
— Всех нас вызвали. Даже Сполдинга. Думаю, Диноли разослал вчера приглашения всем служащим третьего и четвертого класса. И попомните мои слова, друзья, затевается нечто великое!
— А может, агентство распускают, — кисло предположил Ллойд Просели. — Или же Диноли нанял группу сотрудников первого класса у Кроуфорда и Бурштейна, а нас теперь понизят на три класса.
