Юрий ЩЕРБАТЫХ
ПРИМИ МОЮ БОЛЬ
Жизнь есть жизнь,
Смерть есть смерть.
Что можно к этому добавить?
Добавим к жизни смерть,
Добавим к смерти жизнь,
И это все, что можем мы...
В.Абанькин "Пасьянс"
Последнее время все чаще и чаще Сергею снилась степь. Жаркая, еще не остывшая от дневного зноя ночная степь, прикрытая опрокинутой чашей звездного неба, пряно пахнущая полынью, чабрецом и тысячелистником. В это мгновения он явственно слышал шелест трав и стрекот цикад, нежно напевавших ему незатейливый мотив колыбельной песни. Когда к нему приходил этот сон, тело его, осыпанное золотым звездным дождем, расслаблялось, а все тревоги и боли минувшего дня мягко стекали в нагретую землю.
Но в эту ночь он не дождался уже привычного умиротворения. В картину донской степи отдельными грубыми мазками ворвались острые запахи сельвы, шум тропического ливня и голос, звавший его из забытья на чужом языке. Сквозь слепленные веки в слабом свете аварийного фонаря Сергей различил смуглую тщедушную фигурку, мнущуюся у входа в тамбур.
- Говори яснее, Хуан, - попросил он, уже окончательно проснувшись.
- Энрико лежит в ста шагах от лагеря на тропинке, ведущей в деревню. В него вселился дух горных болот, про которого рассказывал дедушка. Он красный-красный и зубы оскалены как у одержимого.
Часть сознания еще была покрыта сонным туманом, но руки уже сами застегивали "молнию" комбинезона и искали аптечку, а мозг лихорадочно пытался сообразить, что могло произойти с парнем в джунглях по пути в лагерь. Потом Сергей бежал, обгоняя Хуана, по тропинке, ведущей в деревню, и мокрые листья лиан хлестали его по лицу, прогоняя остатки сна. Испуганные лучи нагрудного фонарика метались по переплетенным ветвям, освещая что угодно, кроме дороги, и уже совершенно некстати в голове мелькнула мысль, что завтра воскресенье, а значит сеанс связи с домом... Он дважды запнулся о торчащие из-под земли корни, а когда хотел переступить лежащую на тропе лиану в третий раз, резко остановился.
То, что он принял за толстую, мокрую от дождя ветку, оказалось детской рукой, скрученной в предсмертном напряжении страшной судорогой. Сергей поднял скользкое, вдруг оказавшимся неожиданно тяжелым и уже начавшее остывать щуплое тельце на плечо, и побрел обратно в лагерь.
Через час, испробовав все возможные средства, он прекратил массировать сердце и отключил искусственное дыхание. Мозг был мертв. Он опоздал совсем немного. Бедный Энрико... Сергей хорошо помнил его черные любознательные глаза и способность задавать неожиданные вопросы. Тогда он так просился в лагерь, и если бы не его отец - суровый охотник-индеец, то мальчик мирно спал бы сейчас в соседней палатке, а не лежал на операционном столе, обезображенный страшной болезнью.
Сергей представил, как тяжело больной паренек сначала шел, а потом полз к ним сквозь ночные джунгли, облепленный пиявками и палой листвой, и зябко передернул плечами. Но что же это за болезнь? Багровая кожа... судороги... быстрый летальный исход от паралича диафрагмы и межреберных мышц... Довольно запоминающиеся симптомы, а на ум не приходит ничего похожего. Перебрав в памяти все известные ему местные инфекции, и не найдя ничего похожего, Сергей включил бортовой компьютер вездехода. Ответ, который он прочел на голубоватом экране дисплея, заставил тоскливо сжаться сердце. Во-первых, инкубационный период этой чрезвычайно редкой формы тропической лихорадки составлял всего два дня, а во-вторых, сыворотки от нее у него не было, так как последний случай подобного заболевания отмечался в этих краях лет двадцать назад. Сам-то он был привит от всей местной заразы, но вот деревня... они были практически обречены, особенно дети, у которых эта болезнь протекала особенно остро. И надо же было случиться этому в сезон дождей, когда вертолеты ржавеют в своих ангарах, а скрученные струи непрерывного ливня так переплетаются с лианами верхних ярусов леса, что трудно бывает разобрать, где кончается сельва и начинается небо.
Но сидеть без дела в этой обстановке он тоже не мог, поэтому сняв перчатки, он направился в жилой блок, где оставил Хуана. У него теплилась надежда, что заболел один только Энрико, получивший возбудителя при укусе кровососущей нематоды, а в поселке быть может все здоровы. Поэтому, посадив Хуана за аварийный передатчик, Сергей объяснил дрожащему от сырости и страха пареньку, как подавать сигналы о помощи по радио, а сам пошел к вездеходу.
Дождь лил не переставая, и слабый свет автомобильных фар уже в нескольких метрах от машины растворялся в пелене дождя и мрака. Почти на ощупь Сергей подвел холодный и скользкий буксирный конец к заднему замку своего тягача и прикрепил к нему платформу прицепа. Ехать в такой темноте по узкой неровной дороге вдоль обрывистого берега вздувшейся от дождя реки было рискованным делом, но ждать два часа до рассвета Сергей не мог. В десяти милях отсюда возможно умирали люди, и час промедления мог стоить кому-то жизни. Мотор натужно взревел, и, раскачиваясь на ухабах, вездеход нырнул в темную стену дождя.
Его практика в дельте Рио-Гранде началась четыре месяца назад. Вежливый смуглый чиновник из департамента, ведающего примитивными племенами, предложил ему работу в недавно обнаруженной этнографами индейской общине. Необычность этого племени заключалась в том, что, несмотря на многолетнюю изоляцию от остального мира, все члены общины носили испанские имена и исповедовали, правда в сильно искаженном виде, христианскую религию.