Американская юмореска
— Нет, ни в коем случае, мой юный друг, — произнес банкир Вильямc, обращаясь к молодому человеку, который сидел напротив, задрав ноги на спинку стула. — Никогда, господин Чейвин! Выслушайте меня внимательно и попытайтесь чему-нибудь научиться.
Вы просите руки моей дочери Лотты. Вам, очевидно, хотелось бы стать моим зятем. В конечном счете вы надеетесь получить наследство. Минутой раньше на мой вопрос, есть ли у вас состояние, вы ответили, что получаете только двести долларов дохода.
Мистер Вильямc положил ноги на стол, за которым сидел, и продолжал:
— Вы можете сказать, что у меня когда-то не было и двухсот. Не отрицаю, но смею вас уверить, что в ваши годы я имел уже кругленькое состояние. И это только потому, что у меня была голова на плечах, а у вас ее нет. Ага, вы ерзаете в кресле?! Не советую вам горячиться: слуга у нас — здоровенный негр. Выслушайте меня внимательно и намотайте себе на ус!
Шестнадцати лет я явился к своему дядюшке в Небраску . Деньги мне нужны были до зарезу, и я уговорил его, чтобы он позволил казнить на своей земле негра, которого так или иначе должны были линчевать.
С чернокожим расправились на участке дядюшки. Все желающие поглазеть должны были заплатить за вход, так как место казни мы обнесли забором. Когда же негр был повешен, я, собрав всю выручку, в тот же вечер благополучно скрылся.
Повешенный негр принес мне счастье. На эти деньги я купил земельный участок на Севере и распространил слух, что, перекапывая его, нашел золото. Участок я очень выгодно продал, а деньги положил в банк.
Едва ли стоит вспоминать, что один из одураченных стрелял в меня, но его пуля, раздробившая мне кисть правой руки, принесла мне почти две тысячи долларов в возмещение за увечье.
Поправившись, я на все свои деньги купил акции благотворительного общества по возведению храмов на территории, населенной индейцами. Мы выдавали почетные дипломы стоимостью в сто долларов, но не выстроили ни одной церквушки. Вскоре общество вынуждено было объявить себя банкротом. Это произошло ровно через неделю после того, как я обменял обесцененные акции на партию кож, цены на которые тогда быстро росли.
Основанный мною кожевенный завод принес мне целое состояние. А все оттого, что продавал я за наличные, а покупал в кредит.
Разместив свой капитал в нескольких канадских банках, я объявил себя несостоятельным должником. Я был арестован, но на следствии плел такую чепуху, что эксперты признали меня душевнобольным. Присяжные не только вынесли мне оправдательный приговор, но и организовали в зале суда сбор денег в мою пользу.
Их вполне хватило, чтобы добраться до Канады, где хранились мои сбережения.
У бруклинского миллионера Гамельста я похитил дочь и увез ее в Сан-Франциско, пригрозив отцу, что не отпущу до тех пор, пока не смогу дать в газеты сенсационное сообщение вроде: «Дочь мистера Гамельста — мать незаконнорожденного ребенка», — и он вынужден был отдать ее за меня. Видите, господин Чейвин, каким был я в ваши годы, а вы до сих пор не совершили ничего примечательного, что позволило бы сказать: вот вполне разумный человек!
Вы говорите, что спасли жизнь моей дочери, когда она, катаясь в лодке, упала в море?
Прекрасно, но я не вижу, чтобы для вас это имело практический смысл — ведь, кажется, были безнадежно испорчены ваши новые ботинки?
Что же касается ваших чувств к моей дочери, то я не понимаю, почему я должен платить за них из своего кармана, тем более такому «зятю», у которого нет ни на грош соображения. Ну вот, вы опять вертитесь в кресле. Пожалуйста, успокойтесь и ответьте мне, положа руку на сердце: совершили вы в своей жизни хоть что-нибудь замечательное?
— Нет.
— Есть у вас состояние?
— Увы!
— Просите вы руки моей дочери?
— Да.
— Любит она вас?
— Любит.
— И последний вопрос: сколько у вас с собой денег?
— Сорок шесть долларов.
— Хорошо, я разговаривал с вами больше тридцати минут. Вы хотели узнать, как делают деньги. Так вот, с вас причитается тридцать долларов: по доллару за минуту.
— Но позвольте, мистер Вильямс…— запротестовал молодой человек.
— Никаких «позвольте», — с усмешкой проговорил банкир, глядя на циферблат. — С вас причитается уже тридцать один доллар: прошла еще одна минута.
Когда изумленный Чейвин уплатил требуемое, мистер Вильямс любезно попросил:
— А теперь оставьте мой дом, или я буду вынужден приказать, чтоб вас вывели.
— А ваша дочь? — уже в дверях спросил молодой человек.
— Дураку она не достанется,-спокойно ответил мистер. — Уходите или будете иметь удовольствие проглотить свои собственные зубы.
— Хорош был бы у меня зятек! — сказал господин Вильямс дочери, когда Чейвин ушел. — Этот твой возлюбленный на редкость глуп. И никогда не поумнеет.
— Ты хочешь сказать, — осторожно задала вопрос Лотта, — у него нет никаких надежд стать моим мужем?
— При данных обстоятельствах это совершенно исключено! — категорически заявил мистер Вильямс. — Пока он каким-нибудь ловким манером не поправит свои дела, у него нет никаких надежд!
И мистер Вильямс поведал теперь уже дочери историю линчевания негра на земле дядюшки, рассказал также о своей крупной ссоре с миллионером Гамельстом и добавил:
