За ночь подморозило. Тротуары припорошило ледяной пылью. Мужчина среднего роста, среднего возраста и средней упитанности торопливо направлялся в отдел полиции № 133, располагавшийся в старинном здании еще с дореволюционных времен. Он прошел мимо поседевших за ночь машин и уже ступил на крыльцо, как вдруг поскользнулся и едва не упал, но удержался.
– Костян, держись! – послышалось сзади.
Мужчина обернулся. К нему бежал его двойник. Весь в черном, включая ботинки и куртку, с бритым затылком и чуть покрасневшим от мороза носом.
– А-а, Слав, это ты, – сказал Костян и принялся чистить подошву ботинка о край ступени.
– Я, а кто ж еще?
Они постояли, пошмыгали носами. Перед Новым годом грянул мороз. С непривычки было зябко и нервно. До вчерашнего дня в городе держалась плюсовая температура.
– Костян, слышь, а кто это?
Оба оглянулись и посмотрели на спешащую к отделу девушку в коротенькой курточке.
– Это? Это д-д-дура! – заявил Костян, чрезмерно напирая на букву «д».
– Почему д-д-дура? Симпатичная. Я бы сказал, влекущая, – запыхтел Слава, проводя указательным пальцем под носом, чтобы скрыть смущение.
Оба смотрели на девушку и ждали, когда она поравняется с ними. Высокая, белокурая, в джинсах в обтяжку и на высоких каблуках, девушка привлекала внимание. Было в ней что-то детское и порочное одновременно. Заметив повышенное внимание со стороны мужчин в черном, девушка зацепилась каблуком за бордюр и покатилась по обледеневшей дорожке.
– Я же сказал – дура! И точка.
Мужчины хмыкнули, резко развернулись и вошли в отдел. Девушка резво вскочила и, отряхнув джинсы, продолжила утреннюю пробежку на каблуках. На ступенях крыльца она оглянулась. Утро началось неладно.
* * *
– Товарищ полковник!
– Я пятнадцать лет товарищ полковник! Не упрямься. Ну, куда ее еще девать? Она у штабных не прижилась, теперь к нам прислали, чтобы вакансию закрыть, а то ведь сократят. У нас же сокращение грядет! Бери-бери, не сопротивляйся. А что ты против нее имеешь? Интересная девица, ноги до ушей, модельная внешность…
Константин Петрович понял, что полковник над ним издевается, хотя и делает вид, что заботится о сокращении числа преступлений на территории района.
– Товарищ полковник!
– Да что ты заладил, полковник да полковник! Не спорь, Костя! Знаешь, я тут прихворнул, так что поедешь вместо меня на заслушивание.
В этом месте Батанову стало реально плохо. Значит, просьба о переводе смешной девицы в угонную группу была всего лишь прелюдией. Более серьезная информация поступила позже. На заслушивание ездят исключительно начальники отделов. Болезни, отпуск и даже развод с женой во внимание не принимаются и уважительными причинами не считаются. Из отпуска вызывают, с больничной постели поднимают, с женой приходится мириться. Некоторые после заслушивания про развод забывают. Так и остаются семейными до конца своих дней. Батанов потер правую сторону груди.
– Сердце – в левой стороне, – вежливо подсказал начальник отдела.
– Александр Николаевич! – почти взвыл Батанов.
– Да, не забудь подготовиться к заслушиванию. Документы у секретаря. Свободен!
Александр Николаевич, не глядя на Батанова, набросил шинель и выскользнул из кабинета. И поминай, как звали. Константин Петрович потер левую сторону груди. Точно – сердце там. Забыл, где оно находится. Ничего, в управлении помогут вспомнить про все органы. После заслушивания можно будет по памяти пересчитать все косточки. И ведь каждая имеет свое название. Батанов чертыхнулся, вспомнив, что ему почти насильно добавили в группу по борьбе с угонами еще одного оперативника. Точнее – оперативницу, ту самую, что свалилась утром на дорожке перед крыльцом. Константин Петрович вздохнул и побрел на второй этаж. Перед глазами рисовались картины, написанные кистью клиента психиатрической больницы. Батанов ездил туда не так давно по оперативным делам. Доктор продемонстрировал ему шедевры изящной живописи. После той экскурсии Батанова три дня мутило. И сейчас замутило, как будто он снова попал на выставку в психбольницу.
* * *
Алина Кузина осмотрела рабочий кабинет. Стол, стул и табуретка. На столе стационарный компьютер первого поколения. На стене деревянные полки с карточками учета. На подоконнике чайник и пустая чашка. Не густо. В скучном и сером пространстве от тоски быстро взвоешь. Алина вздохнула. Все идет наперекосяк. Жизнь явно не удалась. Скоро Новый год. Город погрузился в праздничную суету. Магазины и бутики зазывают яркими огнями, предлагая ненужные товары втридорога; повсюду лезут в глаза нарядные пакеты, коробки, яркие ленточки, фольга, мишура. Люди, словно слегка помешанные, бегут, спешат, задыхаются…
Алина сердито фыркнула. А у нее незадача. С кем встречать Новый год? С мамой скучно. Поели, помолчали, послушали президента и легли спать. Вот и весь Новый год. С друзьями? Так друзей нет. Ни одного. С подругами можно кофе попить, но просидеть с ними новогоднюю ночь целиком представляется абсолютно немыслимым занятием. Впрочем, можно встретить Новый год на работе. Нужно попросить, чтобы поставили в график, и все – проблема решена. Так ведь не доверят, скажут, молодая еще, неопытная… Нет, с таким предложением высовываться нельзя. Не поймут. Ничего не поделаешь. Ах, если бы поставили дежурить, то-то оперативники обрадовались бы. Они не любят дежурить по праздникам. Новый год для них – святое. Алина покусала губы. Не срастается. Во-первых, она простой учетчик, аналитик, во-вторых, мама обидится. У той тоже с подружками неважно. Какие-то они обе с задвигами. Ни друзей хороших, ни подруг. Каждая сама по себе. Психологи говорят, если не скучно наедине с собой, это признак самодостаточности. Вряд ли… Отсутствие дружеских связей – скорее признак самовлюбленности. В любом случае, мужчины останутся обездоленными. Женщины просидят по домам в одиночестве, все такие самодостаточные, а мужчин бросят на самотек.
