Кресслин наклонился над столом.
— Это она? — спросил он, глядя на моментальные снимки.
— Да. — Генерал машинально подтянул брюки. — Севинна Моррибонд. Ты ее узнал?
— Нет, тогда ей было десять лет.
— Она не сообщит тебе никаких технических подробностей. Ты должен только узнать, есть у них Хронда или нет. И находится ли Хронда в оперативной готовности.
— А вы уверены, что она это знает?
— Да. Он не болтун, но от нее секретов не держит. Он на все готов, чтобы ее удержать. Почти тридцать лет разницы.
— Она его любит?
— Не думаю. Скорее, он ей импонирует. Ты из тех же мест, что и она. Это хорошо. Воспоминания детства. Но не слишком нажимай. Я рекомендовал бы сдержанность, мужское обаяние. Ты это умеешь.
Кресслин молчал, его сосредоточенное лицо напоминало хирурга во время операции.
— Заброска сегодня?
— Сейчас. Каждый час дорог.
— А у нас есть оперативная Хронда?
Генерал нетерпеливо крякнул.
— Этого я тебе сказать не могу, и ты хорошо это знаешь. Пока существует равновесие, они не знают, есть ли Хронда у нас, а мы — есть ли у них. Если тебя поймают...
— Выпустят мне кишки, чтобы дознаться?
— Сам понимаешь.
Кресслин выпрямился, словно уже выучил на память лицо женщины на фотографиях.
— Я готов.
— Помни о стакане.
Кресслин не ответил. Он не слышал слов генерала. Из-под металлических абажуров на зеленое сукно стола лился свет электрических ламп. Двери распахнулись, вбежал адъютант с бумажной лентой в руке.
— Генерал, концентрация вокруг Хасси и Депинга. Перекрыли все дороги.
— Сейчас. Кресслин, все ясно?
— Да.
— Желаю успеха...
Лифт остановился. Дерн отошел в сторону и снова стал на место. К запаху мокрых листьев примешивался дразнящий и почти приятный запах азотистых соединений. «Прогревают первую ступень», — подумал Кресслин. Карманные фонарики выхватывали из мрака ячейки маскировочной сети.
— Анаколуф?
— Авокадо.
— Прошу за мной.
Он шел в потемках за коренастым бритоголовым офицером. Черная тень вертолета открылась во мраке, как пасть.
— Долго лететь?
— Семь минут.
Ночной жук взвился, спланировал, гудя, винт еще вращался, а Кресслин уже стоял на земле, невидимая трава стегала его по ногам, взметаемая механическим ветром.
— К ракете!
— Есть к ракете. Но я ничего не вижу.
— Я поведу вас за руку. (Женский голос.) Вот тут смокинг, прошу переодеться. Потом наденете эту оболочку.
— На ноги тоже?
— Да. Носки и лакированные туфли в футляре.
— Прыгать буду босиком?
— Нет, в этих чулках. Смотаете их вместе с парашютом. Запомнили?
— Да.
Он отпустил маленькую женскую руку. Переодевался в темноте. Золотой квадрат... Портсигар? Нет, зажигалка. Блеснула полоска света.
— Кресслин?
— Я.
— Готовы?
— Готов.
— В ракету, за мной!
— Есть в ракету.
Резкий луч освещал серебристую алюминиевую лестницу. Ее верх тонул во мраке — словно он должен идти к звездам пешком. Открылся люк. Он лег навзничь. Блестящий пластиковый кокон шелестел, прилипал к одежде, к рукам.
— 30, 29, 28, 27, 26, 25, 24, 23, 22, 21, 20. Внимание, 20 до нуля, 16, 15, 14, 13, 12, 11, внимание, через 7 секунд старт, четыре, три, два, один, ноль.
Он ожидал грохота, но тот, который вознес его, показался ему слабым. Зеркальный пластик расправлялся на нем, как живой. Вот дьявол, рот затягивает! С трудом он отпихнул назойливую пленку, перевел дух.
— Внимание, пассажир, сорок пять секунд до вершины баллистической. Начинать отсчет?
— Нет, начните с десяти.
Хорошо. Внимание, пассажир, апогей баллистический. Четыре слоя облаков, цирростатус и циррокумулюс. Под последним видимость шестьсот. на красный включаю эжектор. Парашют?
— Спасибо, все в порядке.
— Внимание, пассажир, вторая ветвь баллистической, первый слой облаков. Температура минус 44, на земле плюс 18. До выброски пятнадцать. Наклонение к цели ноль на сто, боковое отклонение в норме, ветер норд-норд-вест, шесть метров в секунду, видимость хорошая. Желаю успеха. Выброс!
— До свидания, — произнес он, чувствуя нелепость этих слов, сказанных человеку, которого он никогда не видел и не увидит.
Он выпал во мрак, его выстрелило в твердый от скорости воздух. Свистело в ушах, он закувыркался, и тут же его с легким треском подхватило и потянуло вверх, словно кто-то выловил его из мрака невидимым сачком. Он поднял взгляд. Купол парашюта был невидим. Чистая работа!
Что-то засветлело под ногами. Черт, только бы не озерко! Один шанс на тысячу, но кто знает?
Он коснулся ногами волнующейся поверхности. Это была пшеница. Он нырнул в нее, его накрыла чаша парашюта. Согнувшись, он отстегнул ранец, начал сворачивать странный волокнистый материал, похожий на паутину. Он все скручивал и скручивал его, на это ушло много времени, пожалуй, около получаса. Но в хронограмму он уложился. Туфли надеть сейчас или позже? Лучше обуться сразу, пластик отражает свет. Он начал рвать на себе тонкую оболочку, будто сам себя распаковывал. Вот и сверток. Лаковые туфли, платок, ножик...
Где же стакан? Сердце заколотилось у него, как только он нащупал склянку. Он ничего не видел, тучи покрывали все небо, но когда он потряс стакан, послышалось бульканье. Внутри был вермут. Он не стал отдирать герметизирующую пленку. Положил обратно в карман, затолкал свернутый парашют в ранец, впихнул туда же толстые чулки, изодранный кокон.
