Согласно вселенского календаря, сегодня квира, седьмой день четырнадцатой декады, года одна тысяча пятьсот второго, эры Дайа**. Непреодолимо хочется жрать, глотнуть винишка и завалиться спать. Простые и понятные желания уставшего человека. А быть героем и Пилигримом не-о-хо-та! Раньше пожалуйста, в любое время суток, а теперь нет!
Оглядываюсь назад. Где Эйжа? Куда ей деться. На корпус лошади позади. Серьезна, как учитель биологии перед началом урока о размножении человека. Ведь какая веселая тема! Особенно если заставить класс читать вслух. Мальчиков и девочек. Но бог с ней, с Эйжей. Не нашенского сада фрукт…
Задушевный разговор со жрицей состоялся вскоре после отъезда из Ожена. Эйжа, холодно глянув, доходчиво объяснила.
— Не стоит питать иллюзий. Достаточно того, что остался жив.
— Ты сама доброта, — склонился я.
Малюсенькая надежда, что я нужен и просто необходим, не всем, а кому-то лично, попрощалась со мной, остудив сердце…
За Эйжей держится Маршалси. Хмурый и недовольный. Он тоже не в восторге от низкобюджетного походного быта. За капитаном — Амадеус. Как можно одновременно писать в тетрадь и править лошадью? Талант видимо. Последняя в группе видия** Рона, человек незаметный и подозреваю незаменимый.
Останавливаю коня и спешиваюсь.
— В чем дело? — строгий голос Эйжи требует незамедлительных разъяснений.
Отвечаю:
— Нужда… малая.
Дилемма… В Спасители Мира назначен я, а главная вроде как она…
Жду пока проедут остальные. На фоне незаходящего огромного светила четко прорисованы фигуры моих спутников. Реинкарнация неуловимых мстителей! Только Ксанки две и староваты. А вместо широкой русской степи ˗ нескончаемые малагарские буераки.
Да, Ваше Благородие Госпожа Удача*, ловко вы со мной обошлись! Блужу лох лохом по ойкуменской ойкумене в поисках Великого Пути к Камню Духа. Чего б хорошего!? Почему не отрядить меня на розыск третьего глаза Шивы? Который хранится у бестолковых аборигенов. И глаз этот злобный шаман вставляет себе куда не следует и зрит через него грядущее на пять лет вперед. В прочем глаз я находил. Окулист, бля! Хорошо, не глаз, а дудку какую-нибудь замечательную. Дуда Страшного Суда! Дуданул и проклятые буржуины в бега, а кто в белых плащах, в мифриловых косоворотках и за правду горой ˗ в медалях, при коронах и с царевнами милуются. Или вариант ˗ в леса, в джунгли. Птички-синички свиристят, макаки краснозадые визжат, родственник крокодила Гены, толщиной с бревно, пугает зеленой шкурой и чемоданом зубов. Пальмочки, солнце, перспективы набрести на Эльдорадо. А тут на что набредешь? На уши! Сами знаете от чего!
Не торопясь нагнал спутников. Очередной поворот дороги. В пейзаже ни единого изменения. Холмы, полынь и она самая… дорога. И это хваленый Броддар!? Житница Малагара!? Да тут сколько по сусекам не скреби, по амбарам не мети, не то что на колобка, на галушку муки не добудешь. А народ где? Где труженики-поселяне и хлеборобы-целинники? Аууу!! В ответ даже вороны не каркают. В такие места хорошо в ссылку вывозить. Смутьянов, вольнодумцев и тех, кто против царя и отечества. Будь ты плешив до самых пяток или усат до самого пупка от тоски не одной революционной мысли в голову не взбредет.
Привстаю в стременах углядеть изменения в недалеком пространстве. Ну, хоть бы что! Свалка какая, радиоактивные отходы, сталкеры в химзащите, мутанты криворожие… Все разнообразие. Но окрест ˗ шаром покати!
— Мы куда-нибудь доедем? Так скоро нас искать будут, а не мы, — пожаловался я Роне.
— Бари в пяти часах езды, ˗ ответила видия, бесстрастным голосом киоскера из горсправки.
— Пять часов! — взмолился я. Ох, не глаз Змея-Прародителя следовало найти, а ковер-самолет или лучше скатерть-самобранку.
Маршалси придержал коня. Поравнялись. Щедрая рука капитана протянула бутылку с мускатом.
Я отказался. Нет глотнуть ˗ святое дело, но был, так сказать, нюанс.
Когда выступили из Ожена, жизнь представлялась голливудским мюзиклом. Веселым и с хеппи эндом. В Дэтле, напомнившим Ригу, перед дальней дорогой, основательно экипировались за счет ордена Великой Матери. Маршалси прикупил приличествующий капитану прикид и шляпу с пышным плюмажем. Подозреваю из-за таких модников, цапли только на картинках и останутся. Амадеус набрал чернил и тетрадей, вдохновившись вести поэтический дневник, и выклянчил мандолину, здешней балалаечной фабрики, пообещав порадовать тонким звучанием инструмента. Капитан, повертев мандолину в руках, предупредил — эта так просто не расколется. Бард обиделся. Он очень переживал по тому случаю, когда гулящая девица раздолбила его харабе о его же голову. Не постеснялся и я потратить казенное золотишко. Долго ходил по лавкам, выбирал цвет и фасон. Когда оделся, посмотрелся ˗ за что спрашивается уплачены реалы?
