Лондон, 1816 год
Увидится ли она с ним? В то, что его вообще удастся отыскать, верилось с трудом.
Измученная ожиданием, леди Сара Коул еще раз подтянула ношеные перчатки, судорожно стиснула в руках ридикюль и наконец заставила себя выйти из наемного кеба.
Едва она вылезла из экипажа, как в нос ударил запах гниющей рыбы. Сара ступила на неровные булыжники мостовой и тут же едва не упала, шарахнувшись от здоровенной крысы с бледно-розовым хвостом, которая с громким писком шмыгнула мимо ее ног. Борясь с подступившей к горлу тошнотой, Сара прижала к лицу пахнувший лавандой носовой платок, чтобы хоть как-то справиться со стоявшим вокруг зловонием.
С трудом справившись со взбунтовавшимся желудком, она убрала носовой платок в ридикюль и из-под полей скромной соломенной шляпки оглядела улицу.
Чумазые дети-оборванцы играли с мячом около обшарпанной стены обветшалой лавки. Из таверны на углу даже в этот поздний час доносился оживленный многоголосый шум. Разносчик толкал перед собой тележку и добавлял в общий гам громогласные выкрики о своем товаре. Из его нечленораздельного хриплого рева Сара с трудом разобрала, что продает он кошатину.
Ее, аж передернуло от отвращения. Это была самая убогая и мерзкая часть Лондона, буквально в двух шагах от Биллингсгейтских пристаней. Благородной даме, которой Сара когда-то была, и в страшном сне не могло привидеться посещение таких мест. Не надо было сюда приезжать.
Впрочем, она никогда не признавала за собой поражения, даже если дела шли хуже некуда. Не собиралась она этого делать и сейчас. Пропустив мимо ушей предостережение возницы о том, что местечко здесь неспокойное, Сара отдала причитающуюся ему плату, добавила пару монет сверху и попросила подождать.
Она повыше приподняла юбки, чтобы не запачкаться о мусор, устилавший улицу, и направилась к входной двери высокого и мрачного дома. Расспрашивая у остроглазой девчушки о дороге, Сара изо всех сил старалась не выдать охватившего ее смятения. По правде говоря, она не представляла, что обстоятельства, в которых он находится, столь ужасные.
Сара поблагодарила девочку и дала ей шиллинг. Подняв голову, она заметила, как на втором этаже в тусклом от грязи окне вдруг бледным пятном мелькнуло чье-то лицо. У Сары вдруг заколотилось сердце. Не он ли это?
Впрочем, это мог быть кто угодно. Такие дома, как этот, хозяева трущоб набивали нищим людом битком.
Не успела Сара пару раз постучать в дверь, как та с громким и противным скрипом распахнулась, явив ее взору полутемный коридор. По обе его стороны тянулись друг за другом закрытые двери, а центральная лестница, что виднелась чуть дальше, крутыми зигзагами уходила вверх, похоже, прямиком на небеса. Никто не вышел и не поинтересовался, что Саре, собственно говоря, здесь надо, хотя за заплесневелыми дощатыми стенами и слышался громкий детский плач вперемешку с шумными разговорами.
Сара, в очередной раз приподняв повыше подол юбки, шагнула через порог, прошла по коридору и поднялась по первому пролету лестницы. Считай, что уже пришла.
Как он выглядит, этот внебрачный ребенок ее мужа? Будут ли у него глаза отца или отцовская копна вьющихся волос? При одной только мысли об этом сердце у нее ухнуло куда-то вниз.
Мальчику было десять лет, и зачат он был спустя пару месяцев после того, как они с Бринсли сыграли свадьбу. Боль от этого давнего предательства, которая вроде была давно и надежно похоронена, вернулась и пронзила душу ядовитым жалом.
Сара как вкопанная замерла посередине лестничного марша, стиснула зубы, изо всех сил вцепилась рукой в шаткие перила, совладала с волнением и перевела дыхание. Пошлые обстоятельства появления мальчика на свет не имели к ребенку никакого отношения. Он не должен жить в такой безнадежной бедности лишь потому, что его отец оказался самым последним подлецом. На этот раз Саре удалось не только хорошо продать духи, но и неплохо сэкономить и отложить немного денег, которые она теперь несла в своем ридикюле. Все для него. Для ребенка, которого у нее не будет никогда.
Наконец Сара добралась до второго этажа, отыскала в грязном коридоре нужную дверь и постучала. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дверь ей наконец открыли. На пороге стояла мать мальчика.
— Вы — Мэгги Дей? — Имя это клеймом отпечаталось у Сары в сердце, став первым в длинной череде других женских имен, о владелицах которых она предпочла бы вообще ничего не знать.
— Ну, да, — буркнула женщина и, бросив на Сару настороженный взгляд, привалилась плечом к дверному косяку. Она убрала ладонью упавшие ей на лицо растрепанные пряди светлых волос, и Сара невольно обратила внимание на привлекательные высокие скулы и ярко-голубые глаза, все еще хранившие следы былой миловидности. Когда Сара назвала себя, Мэгги чуть отпрянула, однако после недолгих колебаний шагнула в сторону и жестом пригласила гостью войти.
Сара пришла отнюдь не с визитом вежливости и поэтому сразу перешла к делу:
— Я пришла узнать о мальчике… сыне… моего мужа.
Назвать ребенка по имени она не смогла, потому что Бринсли просто не сказал ей, как его зовут.
