В жизни я не попадала в более глупую ситуацию. Идешь со своим парнем выпить по чашке кофе в маленьком кабачке, шагаешь по дорожке, усыпанной осенней листвой, думаешь о вечернем сериале, а из тополиной рощи вдруг выскакивает совершенно незнакомый субъект и надрывно голосит:
– Вот, значит, как?!!
В первый момент я не поняла, кому направлена реплика. Даже оглянулась.
– Ну чего отворачиваешься! Видеть не желаешь?
Вот тогда сомнения и отпали. Я еще раз посмотрела на незнакомца. Короткое пальто, немного выступающая нижняя челюсть, глаза чернявые и смотрят с несвойственной многим прямотой. Я бы назвала парня симпатичным, если бы он не был в стельку пьян. Да, он был пьян. Это без труда читалось по косвенным признакам – щеки пунцовые, слова вязкие. Из прямых признаков была ополовиненная бутылка водки, которую он держал в одной руке. А в другой – вы не поверите! – держал за шкирку котенка. Полосатого и пушистого, с расставленными лапами и огромными зелеными глазами, которые очевидно раскрылись еще больше оттого, что хозяин стянул кожу на загривке. Эти глаза испуганно озирали окраину пятого микрорайона, они до ужаса напоминали глаза моего Аниськина, к руке которого я прижималась. Вечно какой-то шуганный и затравленный взгляд, да и характером он настоящий ребенок – тридцать лет тепличного созревания и выкармливания мамой.
Можно отбросить сомнения, черноглазый незнакомец обращался ко мне. Разыгрывал передо мной сцену ревности, вот только вижу я его впервые в жизни!
Все случилось неподалеку от моего дома. С одной стороны раскинулся сосновый парк, который незаметно превращается в лес, где еще бегают зайцы. А с другой – стена пятиметровой высоты, наверху которой вьется кольцами почерневшая от коррозии колючая проволока. Стена сложена из красного кирпича еще в девятнадцатом веке, а потому отличается от современного зодчества особой крепостью. За ней прячется какой-то секретный объект. Комплекс зданий, целый квартал – то ли завод, то ли лаборатория. Эту стену я помню с детства, всю жизнь она со мной. Правда, в последние годы мне кажется, что нет там никакого секретного объекта. И ограда эта стоит только потому, что коммунисты не могли сломать, хотя пытались после прихода к власти…
– Извините, вы кто? – опасливо спросила я у незнакомца, крепко прижимая к себе руку Аниськина, ища в ней защиту, хотя надеяться особенно не на что. Аниськин уже сейчас делает все возможное, чтобы походить на того испуганного котенка, который болтается в щепоти незнакомца.
Он не из госпиталя и не институтский однокурсник. Школьного одноклассника вспомнить труднее, но таких черноглазых у нас не было. Возможно, мы ходили в одни и те же ясли, но тогда по какому праву он обращается ко мне, как обиженный любовник?
«Потому что он пьян! – внезапно пришла в голову спасительная истина. – Этим все объясняется. Простой и логичный вывод. Перепутал меня со своей девушкой».
– Вы кто ! – с сожалением передразнил он. – Хочешь сказать, что даже имени моего не знаешь? Ведь я ждал тебя вчера! А ты не пришла. И вот, оказывается, гуляешь с каким-то хмырем!
– Это неверно! – возразил Аниськин со свойственной ему академичностью. – Я не хмырь, а кандидат биологических наук.
Незнакомец фыркнул.
– Простите… но где мы встречались? – спросила я.
– Все, это конец, – обреченно произнес он и сделал ко мне несколько неровных шагов.
Я испуганно отстранилась, но угрозы в его действиях не было. Черноглазый парень запихнул котенка подмышку – снаружи осталась только маленькая головенка, – освободившейся рукой достал что-то из внутреннего кармана и сунул в мою руку.
– Забери свой перстень. И прощай! Навсегда!
И он ушел обратно в темную рощу, которая незаметно превращается в лес, где еще бегают зайцы. Ушел вместе с бутылкой водки и котенком, зажатым подмышкой Я облегченно вздохнула. Хорошее это слово «навсегда». Особенно приятно его услышать, прощаясь с назойливым незнакомцем.
