Солнце заливало комнату ярким светом и отражалось от удивительно белых мраморных стен и мебели из белого дерева. Единственным разноцветным пятном в этом белом царстве были шторы, свисающие по обоим сторонам от окна. Они были цвета молодой зелёной травы. В открытое окно влетал птичий гомон и свежий летний воздух. Всё здесь говорило об идиллии и блаженстве, но картину портила златокудрая молодая женщина. Она лежала на кровати и корчилась от боли. С её уст слетали едва слышимые слова, но временами она комкала в руках простынь и кричала. Рядом суетились две пожилые женщины, они ничем не могли помочь несчастной и сами не понимали почему.
— Если со Жданой и ребенком что-то случится, нам не выйти отсюда живыми, — обеспокоенно проговорила одна.
— Ждана, милая, помоги нам, скажи, что ты с собой сделала? — умоляюще спросила вторая.
Женщина на кровати открыла глаза и неожиданно засмеялась так, что обе женщины буквально похолодели.
— А ещё Лучезарные называются, грош вам цена! Передайте Здебору, что я ушла к Лану!
Женщина закрыла красивые бирюзовые глаза, и на её лбу стал проявляется черный круг, внутри которого показались белые письмена.
— Печать смерти! — заорала та из женщин, что была помладше.
— Видимо, она нанесла её ещё вчера, именно поэтому мы не можем её спасти. Печать успела сильно въесться в кровь, — старшая из повитух подошла к роженице и взяла её за плечи:— Отдай ребенка, Ждана. Прошу тебя, отдай его, твой сын ни в чем не виноват. Ты можешь проклинать Здебора, но пожалей сына, — умоляюще произнесла женщина.
— Забирайте, — сказала Ждана в предсмертной агонии и закричала с нечеловеческой силой.
Ребенок тут же скользнул на руки повитухи и закричал.
Внизу, в большом зале, бесновался коренастый мужчина. Он ходил по залу взад и вперёд, и его черные глаза метали молнии.
— Почему она до сих пор не родила?! Уже несколько часов прошло. Что эти две костлявые бабы там делают?! Мормагон, сходи и разберись. Если они не так компетентны, как говорят… — заорал мужчина. Он с силой взмахнул рукой, и со стола слетел кубок из голубого хрусталя, пролетев через всю залу, он ударился об стену и рассыпался на тысячу мелких брызг.
В залу вошла статная женщина. Она выглядела ещё очень привлекательно, хотя в темно—коричневые волосы уже закралась седина. Её кремового цвета и строгого покроя платье едва не касалось пола. Мормагон склонил голову в почтении, а женщина строго глянула на мужчин и жёстко произнесла, чеканя каждое слово.
— Остынь, Здебор! Всё должно быть хорошо.
— Ты это знаешь, или тебе так только кажется, мама?! — рявкнул мужчина.
Женщина высокомерно подняла голову.
— Ты можешь кричать на своих слуг, но не стоит повышать голос на мать! — в её контральто звенела сталь.
— Прошу прощения, мама, — с мнимым раскаянием поклонился Здебор.
Вдруг сверху донёсся душераздирающий вопль.
— Стойте здесь, я сама узнаю, что там происходит, — подхватив подол платья, женщина стала подниматься по лестнице.
Повитухи уже окунали младенца в купель, читая над ним заговоры, когда в комнату ворвалась грозная женщина.
— Что происходит?! — властным голосом спросила она.
— Миледи, — обе женщины поклонились.
— Госпожа Ждана умерла, но у вас родился здоровый внук, — губы одной из повитух задрожали в страхе.
— Что?! Как такое может быть?! Вы должны были спасти и её тоже! — взревела Милава.
— Печать смерти, миледи. Ждана нанесла её на себя ещё вчера, кровь была сильно отравлена, простите. Она передала перед смертью послание вашему сыну. Не губите, миледи, мы не виноваты, — повитуха опустилась на колени.
— Заканчивайте обряды, с ребенком ничего не должно случиться, — скомандовала женщина.
Милава спустилась в зал и грустно вздохнула, понимая, что её неуравновешенный и жестокий сын теперь и вовсе сойдёт сума.
— Что там, мама? — Здебор посмотрел на неё черными зрачками, которые от гнева стали ещё больше, и это не предвещало ничего хорошего.
— Ждана умерла, но твой сын жив и здоров, — грустно сказала мать.
— И эти две клуши не смогли её спасти?! Мормагон, притащить этих баб сюда, я хочу чтобы они поведали мне, как такое могло произойти!
Через пару минут повитухи сошли вниз и упали к ногам Здебора.
— Повелитель, мы не виноваты, — запричитали они наперебой, — госпожа Ждана сама нанесла себе печать смерти.
— Неужели? — мужчина подошёл к одной из повитух и поднял её голову, поддев её подбородок носком своей туфли. Затем он посмотрел ей прямо в глаза и заорал: — А куда смотрели вы?! Почему печать смерти не распознали ещё утром?! — заорал он.
— Я не знаю, но Ждана просила передать, что уходит к Лану. Мы с трудом её уговорили отдать вашего сына, она хотела умереть вместе с ним, — от страха женщина еле выговаривала слова.
— Лучезарная тварь! Я дал ей всё! Чего ей не хватало?! — рявкнул Здебор, отходя к окну.
— Что делать с повитухами, господин. Отпустить? — осведомился начальник стражи, отдавая ребенка его бабушке.
— Убей обоих, — процедил сквозь зубы мужчина, как будто успокаиваясь, но в следующую секунду он обернулся и рявкнул таким голосом, что со стены упал висевший там серебряный меч: — Убей всех!
