– Опять кошка за стеной мяучит, — сказал Игнат Бугаев, быстро проглядывая графики нагрузки электростанции.
Уборщица гурьевской гостиницы для приезжающих не поняла шутки и серьезно ответила:
– Это не кошка. Это ваш сосед Джим Джолли играет на гавайской гитаре.
– Негр?
– Да, негр. Он недавно приехал к нам из Америки. Музыка вам не мешает? Я могу сказать…
– Нет, Ашимэ, музыка мне не мешает… — Бугаев задумчиво барабанил толстыми пальцами по графикам, затем быстро встал, вышел в коридор и постучал в соседний номер. Плачущие, мяукающие звуки гитары прекратились.
– Войдите! — послышался певучий тенор.
Посреди комнаты, с опущенной гитарой в левой руке, стоял негр Джим Джолли. Он был высокого роста, здоров и молод. Ворот клетчатой рубашки «апаш» и подвернутые выше локтей рукава открывали темную могучую грудь и мышцы атлета.
– Позвольте познакомиться, товарищ, — сказал по-английски Бугаев. — Я инспектор высоковольтной линии, инженер Игнатий Бугаев.
Глаза негра еще грустили, а толстые губы складывались в радушную улыбку, и уже сверкнули ослепительно-белые зубы. Джим протянул руку, и Бугаев заметил, что ладонь была значительно светлее его темной руки.
– Очень рад познакомиться. Джим Джолли. Рабочий. Эмигрант, — ответил негр.
– Вы не совсем оправдываете свою фамилию, товарищ, — сказал Бугаев. — «Джолли» — веселый, шумный, живой. А ваши глаза и ваша гитара грустят. О чем? О родине? О девушке с цветком на груди?
Они уселись у открытого окна. Джим задумчиво смотрел на море, на далекие дымные пряжи траулеров, на перистые облака, освещенные пурпуром заката. Его темные пальцы уже перебирали по привычке струны гитары. И под аккомпанемент тихой, грустной песенки он начал говорить о себе. Бугаев слушал слова и незнакомый мотив. Странная музыка с ломающимся ритмом пояснила недосказанное. «Эти синкопы, — думал Бугаев, — говорят больше слов. Джим вышел из «старого ритма» и не вошел еще в новый… Одиночество? Да, конечно, и одиночество. Джим похож на растение, перенесенное на чужую почву. Ботаники называют это «интродукцией». «Интродукционные» растения, вероятно, тоже должны переболеть ностальгией — тоской по родине…»
Джим Джолли работал в Северной Америке на консервном заводе в Кэй-Вест, или «Ки-Уэст», как сказал он. Это самая южная часть Флоридского полуострова. Консервный завод «Бэйлдон и сын». Большое было дело. Свыше ста миллионов долларов. Кризис съел. Из года в год сокращалось производство. Джим был хорошим работником, и его держали до конца. А конец был таков: Бэйлдон и сын не только закрыли дело, но и сломали завод — пустопорожний участок, казалось, легче продать. Но его никто не покупал. На развалинах завода образовался «пещерный» поселок безработных. Питались рыбой, которую сами ловили. Донашивали последнее тряпье. А дальше что?
Джим давно мечтал о поездке в СССР, как и многие его товарищи. Но у них всех не хватало средств на дорогу. Пожалуй, не хватало и решимости. А у Джима она была. И вот три друга Джима сложили свои гроши с его небольшими сбережениями и снарядили его в дорогу. Это был аист не только товарищеской солидарности, но и расчета: устроившись в СССР, Джим выслал бы деньги на дорогу одному из «пайщиков», тот по приезде в СССР — следующему, и так — пока все «пайщики» не переберутся на новую родину.
– Вот и вся короткая история длинного пути от Ки-Уэста до Хурьеф, — улыбаясь закончил Джолли.
– Не Хурьеф, а Гурьев, — поправил Бугаев. — И что же вы хотите делать?
– Консервы, — ответил Джим, издавая на гитаре заключительный аккорд.
– Мне указали этот город. Я не знал СССР. Но у вас здесь другая рыба, другие методы обработки. Надо переучиваться. Мне следовало бы ехать во Владивосток. Крабы — моя специальность. Но это снова длинный путь, а на поездку у меня уже нет средств.
– А другой специальности у вас нет? — спросил Бугаев.
Джим Джолли пожал плечами:
– Я работал в Чарлстоне на стройках. Когда кризис приостановил строительство, пришлось перейти в пищевую промышленность. Думал, что это вернее: люди могут перестать строить, но не есть.
– А оказалось, что они могут перестать и есть? — усмехнувшись сказал Бугаев. У него был густой бас, и Джолли даже вздрогнул, когда Игнат внезапно громко спросил:
– Бетон замешивать умеете?
– Приходилось.
– Отлично, Джим, отлично! Вы будете бетонщиком. Мне писала Вера Колосова… Если вы будете мне аккомпанировать на вашей гитаре, Джолли, я могу вам продекламировать стихи-сказку о голубоглазой девушке, которая живет далеко-далеко, в полуночном краю. Она похожа на ледяную королеву. — Джим улыбнулся. — Но так как вы не играете, то я продолжаю говорить грубой прозой. Она инженер-строитель. И сейчас строит чудесное здание, в котором из полярного холода будут делать тепло и свет.
– Это тоже похоже на сказку, — сказал Джим.
– Когда вы ближе познакомитесь с нашей страной, вы увидите, что у нас немало таких сказок жизни. Да, так о Вере. Она мне писала, что у нее на стройке не хватает бетонщиков. Разрешите мне отвезти вас в подарок Вере Колосовой.
Джим рассмеялся.
– Боюсь, что она не поблагодарит вас за такой подарок. Я поеду с вами, товарищ Бугаев. Но мне хотелось бы знать, что это за ледяная страна и что это за волшебная фабрика для переработки холода в тепло.
