Ярослав Гашек
По следам убийцы
После публикации о награде за указание следов убийцы, в полицейском управлении наступил кавардак. Сотни людей, жаждущих получить обещанную тысячу, с утра до ночи штурмовали полицейское управление.
Однако полицей-президиум дал строгое распоряжение тщательно записывать все показания и представить их ему на рассмотрение. На основе этого материала президиум, с помощью дедуктивных методов, сможет установить точные приметы убийцы, после чего все данные будут должным образом сопоставлены, найдена нить и гордиев узел распутан. Так поэтически писал полицейский официоз.
Внушительные комнаты полицейского управления не смогли вместить всех добровольных сыщиков, и начальство уже подумывало о найме дополнительного помещения. Все показания тщательно записывались, и к вечеру начальник полиции получил тюк мелкоисписанной бумаги. Из этого материала полицей-президиуму предстояло сделать проницательные выводы, найти нить, распутать узел (повторяем это прекрасное выражение) и сплести сеть для уловления злодея.
Полицейский комиссар Рейхель принялся читать начальнику полиции важнейшие показания и письма. Это была нелегкая задача, ибо некоторые из них требовали основательного размышления, а иные были попросту непонятны.
— Карл Выгналек, частный служащий, сообщает, — читал полицейский комиссар, — что такие же панталоны оливкового цвета он видел за три дня до убийства на незнакомце, который прикурил у него. Из этого он заключает, что убийца принадлежит к подонкам общества и, наверное, был знаком с убитой, у которой одолжил панталоны. Видимо, при возврате их возникла ссора, которая и кончилась смертью старухи.
Вацлав Хохлатый шлет письмо:
«Уважаемые полицейские начальники! Убитую знал один мой старый товарищ по фронту. Мы служили вместе в 11-м полку, и, помнится, наш батальон был переброшен в Ровицы. Там кругом горы да скалы. На горах пасется скот, главным образом, коровы, господин начальник. Мой приятель, что знал убитую, служил уже третий год и имел нашивки сержанта. Он был головорез, каких мало. Мог из-за слова человека убить. Ежели бы он поссорился с убитой, то обязательно бы ее пристукнул. Он всегда говорил, что терпеть не может бабья. Но надо сказать, что он уже два года как умер. Отдал богу душу в кулачной драке…»
Показания добровольного свидетеля, лавочника Гофмауера:
«Убитой не знал. В Карлине бывал дважды. Последний раз в позапрошлом году, когда горела фабрика. Дело было так:в воскресенье, после полудня, я отправится, как всегда, поиграть в картишки. Играю обычно в польский банчок или железку и в жизни ни разу не плутовал. Иду, вдруг под виадуком кричат: „Горит!“ Гляжу — и верно! Пока добежал до фабрики, полыхало так, что мое почтение. Потом пришли солдаты и оцепили улицу. С тех пор не был в Карлине и об убийстве ничего не знаю».
— За потраченное время просит выдать возмещение пять крон. Я его посадил на всякий случай, — сказал полицейский комиссар и стал читать дальше.
Показания кузнеца Виктора Безвага:
«Видел в полиции орудие преступления — кувалду. Как знаток кузнечного дела могу присягнуть, что кувалда не кузнечная. Таким образом, убийство не бросает никакой тени на кузнечное сословие, ибо ясно, что орудие убийства не принадлежало кузнецу. Заодно просим ускорить ответ на ходатайство о разрешении открыть вечернюю школу для кузнецов. Было подано уже десять лет назад и до сих пор не рассмотрено из-за обилия неотложных дел».
— Вот показания бакалейного приказчика из Карлина. Он заявил, что Карлин такое местечко, где всякое злодейство в почете. Я велел его посадить за такие слова. Важные сведения, — продолжал чиновник, — получены от вдовы Крафт. Она убеждена, что не следует искать убийцу-мужчину. Скорее всего убийство совершено особой женского пола. Несчастная любовь, наверное, привела ее к решению найти смерть на виселице. Кроме того, вдова сообщает: «Не имею прямых улик, но весьма подозрительна наша соседка Анна Чехова. Она развела такую грязь в раковине, что явно на все способна. А в последнее время что-то присмирела и в день убийства вернула мне десять крон долга, хотя еще с утра ругалась непотребными словами. Кстати, эта сумма сходится с указаниями публикации».
— Анну Чехову я взял под стражу.
— Правильно! — сказал начальник полиции, хватаясь за голову. — Читайте дальше.
— Вот здесь протокол, составленный по настоянию Мирослава Гофрихтера. Он явился со свидетелями, которые подтвердили его алиби. После этого он потребовал тысячу крон, ибо навел полицию на то правильное заключение, что убил старуху во всяком случае не он… Далее показания свидетеля Матоушека. Он высказывает предположение, что несчастная сама покончила с жизнью.
— Гм, это весьма возможно, — пробормотал начальник полиции, рассеянно прохаживаясь по комнате.
— Дальше письмо церковного старосты церкви св. Кристофа. Просит выслать тысячу крон, так как имеет веские подозрения на одного своего прихожанина, который уже два месяца не платит церковных сборов.
«Обращаю ваше внимание на подозрительную связь этого дела с последними злодеяниями отравителей, — пишет чиновник Миржихода. — Нужно выяснить, не была ли означенная кувалда куплена в магазине, торгующем ядами, и в каком именно. Нет ли на кувалде следов цианистого калия и не имеется ли в самом железе подозрительных примесей. Все эти обстоятельства нельзя оставлять без внимания. Они, несомненно, приведут на след преступника».
