Дмитрий Биленкин
Откуда он?
Юрьев все еще не решается выступить с научным сообщением о появлении на Земле в июне 1958 года неведомого творения природы. Я его понимаю. В подтверждение своих слов он не может представить толстого журнала наблюдений, диаграмм, фотографий и таблиц анализов - тут легко прослыть мистификатором.
По-моему, однако, все же лучше выслушивать упреки в ротозействе, чем дальше молчать о случившемся.
Упреки мы, конечно, заслужили. Нас подвела будничность обстановки. Никто из нас, даже Юрьев, хотя он теперь и отрицает это, не допускал и мысли о том, что можно встретиться с необыкновенным явлением природы в дачном подмосковном поселке. Улицы с гуляющими дачниками, крючкохвостыми дворнягами и белыми инкубаторными курами, приусадебные делянки, за оградой которых зреет садовая клубника, редис и огурцы, сутолока перрона в момент прибытия электрички так мало подходят для поразительных открытий. Это не оправдывает нас, но по крайней мере поясняет наше тогдашнее поведение и первоначальное скептическое отношение к мысли о необычной природе Неведомого.
Быть может, невольный виновник всей истории Степан Кузьмич Мизгин сухонький старичок с неулыбчивым взглядом табачных глаз из-под насупленных бровей. Уже несколько лет живет он пенсионером а своем маленьком домике на станции Малаховка с женой и младшим сыном. Степан Кузьмич, бывший портной одного из московских ателье, страстный цветовод.
В подборе цветов Мизгин руководствуется исключительно собственным вкусом. С грядок и клумб изгнаны, например, пышноцветная гортензия и лишенные аромата "стружечные", как он называет, астры. Зато роз, чайных, белых, махровых, ремонтантных, плакучих, сорта "мадам Баттерфляй", масса. Степан Кузьмич мечтает вывести воспетую поэтами Востока несуществующую в природе голубую розу. Ему даже удалось заставить лепестки одного из сортов бель" роз принять голубоватый оттенок, Но голубой розы он еще не получил и, я думаю, никогда не получит: слишком шаблонными способами он пытается достичь этого.
Числа двадцатого июня Степан Кузьмич вскопал возле скамейки перед кустом бело-голубых роз клумбу, удалил из замусоренной земли фарфоровые черепки, осколки кирпича, ржавую дверную петлю и посеял ноготки, после чего прикрыл посев шатром из еловых веток, чтобы соседские куры не устроили на клумбе пылевой ванны.
По замыслу Степана Кузьмича желто-красный цвет ноготков должен был лучше выделить нежную голубизну выведенного им сорта.
Утром на следующий день Степан Кузьмич заметил в просвете еловых лап что-то синеватое. Решив, что это черепок, не замеченный им ранее, старик нагнулся, чтобы выбросить его. К счастью, в эту минуту на носу Степана Кузьмича находились круглые портновские очки. Поэтому рука его вдруг замерла над клумбой: то, что Мизгин принял за черепок, оказалось фиолетовым ростком растения, Рассмотрев остроконечный сантиметровый побег, Степан Кузьмич только пожал плечами. Фиолетовые ноготки были для него новостью.
Я художник. Профессия требует от меня умения различать тончайшие оттенки красок, ведь цвет - это настроение картины.
Цветы, как ничто другое, учат нас, художников, видеть цвет первозданно-свежим, звонким и гармоничным. Они настоящий учебник цветовидения, притом неисчерпаемый.
В то лето я жил на даче неподалеку от Мизгина. Любовь к цветам, хотя источники этой любви и не совсем совпадали, сблизила нас. К вечеру ближе, после того как уставшие пальцы отказывались держать кисть и в глазах от напряжения начинали дергаться прозрачные волнистые полосы, я иногда заходил к Степану Кузьмичу посидеть часок-другой, послушать неторопливые старческие рассуждения.
Во второй половине дня двадцать четвертого июня я зашел, по обыкновению, к Степану Кузьмичу.
Хозяин не повел меня, как обычно, смотреть распустившийся бутон какой-нибудь розы и не стал угощать клубникой со сливками. Он казался озабоченным.
- Хорошо, что вы зашли. - Степан Кузьмич взял меня за локоть. - Может быть, вы назовете мне это растение.
Он подвел меня к клумбе с посеянными ноготками и снял закрывавшие ее ветки. Я увидел взрыхленную, в сухих комочках землю. Ростки ноготков еще не показались, и на первый взгляд единственной достопримечательностью клумбы могла служить только высохшая шкурка дождевого червя в центре.
- Вы не туда смотрите, - указал Степан Кузьмич, - вот оно.
Теперь я обратил внимание на торчащее сбоку клумбы пятисантиметровое растение. Матовая, без блеска, поверхность шестигранного стебля казалась покрытой густым слоем темно-фиолетовой сажи. Стебель венчала толстая луковица, испещренная белыми крапинками, рисунок которых напоминал пучок силовых линий магнитного поля, выделенный редкими крупинками железа. Полюсом рисунка служило острие луковицы.
От стебля под острым углом отходили прямые и плоские ланцетовидные листья, заканчивающиеся овальным срезом, что делало их похожими на лезвие столового ножа. Листья тоже были фиолетового цвета, но отличались глянцевой поверхностью. В крае они слегка просвечивали, словно мутное стекло.
Я наклонился к клумбе, чтобы лучше разглядеть заинтересовавшее меня растение, и тут же отпрянул назад. Луковичка вдруг раскрылась. С легким щелчком из нее на тонком волосяном стебле выдвинулся матово-серебристый полумесяц, который мгновенно повернулся ко мне плоской стороной, словно приглашая полюбоваться. Едва я отскочил, как полумесяц спрятался, и створки луковички опять сомкнулись с прежним щелчком, напоминающим щелчок фотографического затвора.
