Когда Эвелин покончила с деловым ланчем, было уже около половины четвертого. Взглянув на часы, она слегка нахмурилась, поскольку надеялась освободиться пораньше. Но встреча сулила успех, так что спешить не стоило: коль скоро ты убеждаешь человека сменить работу, нельзя его подгонять, вот и приходится терпеливо отвечать на его вопросы, существенные и не очень.
Едва распрощавшись со своим гостем, Эвелин заторопилась к выходу из ресторана. Утренний разговор с сестрой выбил ее из колеи. Вообще-то Розалинда, которая неделями могла не давать о себе знать, время от времени разражалась паническими звонками – как правило потому, что нуждалась то в деньгах, то в одежде. И тогда голос у Розалинды был такой, что казалось: если она немедленно не получит необходимого, тут же наступит конец света. Но этим утром…
– Я не собиралась ни о чем рассказывать тебе, надеялась справиться сама. Но теперь… мне так нужно, чтобы кто-нибудь был рядом! Ох, Эвелин… я беременна, – разрыдалась Розалинда. – Я… я приехала в Лондон, чтобы сделать аборт. Ты же понимаешь, я не могу позволить себе ребенка. Я не потяну его…
Эвелин, онемев от ужаса, слушала всхлипы сестры.
– Я звоню с вокзала и сейчас поеду в больницу, – Розалинда скороговоркой назвала адрес. – Пожалуйста, приезжай. Ох, Эвелин, я так боюсь.
– Дорогая, я уже не могу отменить встречу. Ты…
Но Розалинда уже бросила трубку.
Эвелин пулей вылетела из ресторана, столкнувшись в дверях с удивленным швейцаром, который только что подозвал такси для какого-то джентльмена.
– Прошу прощения, но я очень спешу. – С этими словами Эвелин нырнула в салон автомобиля и назвала водителю адрес больницы.
Через полчаса она стояла перед медсестрой, нетерпеливо постукивая пальцами по конторке.
– Добрый день, – улыбнулась ей девушка. – Вы опаздываете на прием?
– Нет. Посмотрите, пожалуйста, поступала ли к вам пациентка Розалинда Брокуэй.
Девушка сверилась с картотекой и кивнула.
– Да, сегодня утром.
– Где она? Ей уже сделали… операцию?
– Думаю, что да. Минутку, я проверю. – Медсестра сняла трубку внутреннего телефона и, поговорив с кем-то, объявила: – Да, операция прошла успешно. – Девушка улыбнулась, словно сообщила радостное известие. – Мисс Брокуэй находится в своей палате.
– Я хочу увидеть ее.
– Видите ли, она скорее всего еще не пришла в себя после наркоза, так что…
– Я хочу увидеться с ней немедленно, – нетерпеливо перебила Эвелин.
Медсестра удивленно взглянула на нее, но возражать не решилась.
– Хорошо. Она в тридцать второй палате на третьем этаже. Лифт за углом.
Эвелин не стала дожидаться лифта и, хотя обтягивающая юбка сковывала движения, взлетела по лестнице. От волнения забыв постучать, она влетела в палату.
Розалинда лежала на боку, свернувшись клубочком, как зародыш, от которого она только что избавилась. Отбросив эту аналогию, Эвелин приблизилась к кровати.
– Привет. Ты не спишь?
– Эвелин!
– Как ты себя чувствуешь?
– Наверное, хорошо. – Розалинда горестно вздохнула и заскулила: – Я должна была это сделать. У меня не было выхода… – И вдруг с силой добавила: – Ненавижу, что я женщина! Просто ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Взяв ее за руку, Эвелин бережно откинула волосы с бледного лица сестры и мягко сказала:
– Когда все закончится, ты будешь чувствовать себя по-другому.
Розалинда разразилась душераздирающими рыданиями, и Эвелин прижала ее к себе, бормоча слова утешения, но сердце разрывалось от гнева на мужчину, по чьей милости ее младшая сестренка попала в переплет.
Эвелин огляделась. Палата была настолько маленькой, что в ней размещались только кровать, тумбочка и небольшой гардероб. Правда, была еще ванная. Эвелин не могла не подумать, в какую сумму обошлось Розалинде пребывание в клинике и откуда та раздобыла деньги.
– Хочешь рассказать мне, как это случилось?
– Что теперь рассказывать? – с горечью ответила Розалинда. – История вечная, как мир: парень встречает девушку, та подзалетает, затем выскабливается… Раз, два – и готово!
– Ты любила его?
Глаза Розалинды потемнели и омрачились.
– Думала, что да. А если ты спросишь, считала ли я, что и он меня любит, отвечу: да, и искренне.
– Почему ты мне сразу ничего не рассказала?
Розалинда зарделась и опустила голову.
– Я… я пыталась внушить себе, что ничего особенного не происходит. Думала, что разберусь сама. Коль скоро я вляпалась по собственной дурости, то сама же и должна выкручиваться, но… но… – Голос у нее дрогнул, и Розалинда снова разразилась слезами.
Заключив ее в объятия, Эвелин приговаривала:
– Ты глупая маленькая идиотка. К кому, как не к старшей сестре, обращаться, если у тебя неприятности? Ты должна была понимать, что в любом случае я приду к тебе на помощь.
– Я знаю, но ты всегда слишком занята…
Когда я ни позвоню, ты вечно куда-то спешишь.
На мгновение Эвелин почувствовала укол совести. Ее образ жизни действительно целиком подчинен делу, однако все равно семья в ее системе ценностей оставалась на первом месте.
