По галлереѣ рынка, около палатокъ выступаетъ маленькими шажками пожилая, но еще красивая женщина въ ковровомъ платкѣ на головѣ и въ черномъ суконномъ пальто съ собольимъ воротникомъ. Стоящіе на порогахъ лавокъ приказчики всѣхъ торговъ и хозяйскіе сынки такъ и козыряютъ ей, раскланиваясь и выкрикивая на всѣ лады ея имя:
— Арина Тимофеевна, здравствуй! Аринѣ Тимофеевнѣ почтеніе! Здорова-ли сердцемъ, Арина Тимофеевна?
А она важно идетъ впередъ, головой киваетъ и улыбается.
Кто-то изъ приказчиковъ бакалейнаго торга остановилъ ее и спрашиваетъ:
— Какіе товары есть? Хвастай… Красная горка не за горами…
— Да для тебя никакихъ товаровъ нѣтъ. Какіе такіе тебѣ товары, коли у тебя двое ребятишекъ отъ папиросницы на сторонѣ имѣются, — отвѣчаетъ Арина Тимофеевна. — Я женщина честная. Съ какой-же мнѣ стати дѣвушку-то загубить!
Приказчикъ нѣсколько смущается.
— О? А тебѣ ворона на хвостѣ эти извѣстія-то принесла, что-ли? — говоритъ онъ.
— Зачѣмъ ворона? Я, милый мой, весь вашъ рынокъ насквозь знаю. Всѣ здѣшніе приказчики и хозяйскіе сынки у меня вотъ какъ на ладони и вся мнѣ ихъ подноготная извѣстна. Такъ и про тебя, непутеваго.
— Будто? Ужъ и непутеваго!
— Да ужъ правильно. Ты свой товаръ знаешь въ лавкѣ, а вы, приказчики, для меня такой-же товаръ, потому я этимъ дѣломъ занимаюсь. Ты лучше свой грѣхъ съ папиросницей-то прикрой на Красную горку.
— О? А тебѣ какая забота? А я вотъ хочу съ папиросницей прикончить и тыщенку-другую за настоящей невѣстой клюнуть, чтобы въ люди выйти. Сватай.
— Полно тебѣ. Не прикончишь. Далеко зашло. Да и что я за ворогъ лютый, что буду женщину съ дѣтьми обижать! За что? Да и передъ моимъ товаромъ совѣстно… Я про женскій товаръ… Я за тебя товаръ высватаю, а папиросница твоя въ церковь придетъ, да скандалъ надѣлаетъ, а то и вѣнчанье остановитъ. Нѣтъ, ужъ ты веди себя безъ сватовства хорошенько. Повадился кувшинъ по воду ходить, тамъ ему и голову сломить. Прощай.
Женщина протянула ему руку, улыбнулась и пошла дальше.
Вотъ молодой франтикъ изъ хозяйскихъ сынковъ съ закрученными усиками, въ бобровой шапкѣ и въ пальто съ бобровымъ воротникомъ.
— Аринѣ Тимофеевнѣ… - раскланивается онъ, улыбаясь и приподнимая шапку.
Женщина останавливается.
— Ну, что? Все еще холостымъ бѣгаешь? Не пріялъ кончину праведную? — спрашиваетъ она и сама отвѣчаетъ:- Больно разборчивъ, милый.
— Давай двадцать пять тысячъ чистогану — на Красную горку и кончину приму, — отвѣчаетъ франтикъ.
— Да вѣдь тебѣ двадцать двѣ давали.
— Давали, да съ тряпками. А мнѣ тряпки тряпками, а двадцать пять на бочку — вотъ какъ я хочу.
— Дорого берешь, домой не донесешь.
— Отчего?
— Оттого, что купцу по нынѣшнимъ временамъ такихъ денегъ не дадутъ. Такія деньги за невѣстой развѣ доктору съ хорошей практикой взять, или инженеру при постройкахъ — вотъ это такъ.
— Доктору… Инженеру… А чѣмъ-же купецъ-то хуже? Ты мнѣ невѣсту изъ купеческаго быта и подавай.
— Я про купеческій быть и говорю. По нынѣшнимъ временамъ невѣсты изъ купеческаго быта раскусили, что купецъ, хоть и богатый, хуже доктора или инженера.
— Да почему?
— Будто ты не знаешь! У тебя своя купеческая родня есть. Купецъ на рискъ свое дѣло ведетъ, онъ обанкрутиться можетъ и въ праздношатающуюся команду подастъ, потому его послѣ хозяйствованія даже и въ приказчики не возьмутъ, а докторъ или инженеръ — никогда.
— Вотъ какой анахронизмъ! Такъ….
— Кромѣ того, докторъ или инженеръ благородные. Они въ большіе чины могутъ выйти, а при нихъ и супруга будетъ вашимъ превосходительствомъ. Купеческія невѣсты все это очень чудесно понимаютъ, а ихъ папеньки съ маменьками еще того лучше.
— Анахронизмъ, совсѣмъ анахронизмъ… А не считаютъ они, что инженеръ за хапанцы подъ судъ можетъ попасть?
— Ну, инженеръ еще туда-сюда. А доктору съ практикой по нынѣшнимъ временамъ большая цѣна.
— Если не врешь, то правду говоришь.
— Да что ты притворяешься-то, молодецъ! Ты вѣдь самъ знаешь, что доктора да архитектора вашему брату, купцу, дорогу загораживаютъ. Еще недавно я одному доктору сироту-трактирщику съ пятьюдесятью тысячами высватала. Теперь трактирщица-то ваше превосходительство. Женился онъ — былъ полугенераломъ, а теперь въ настоящіе генералы вышелъ. Да… Хорошіе архитекторы теперь у купцовъ тоже въ цѣнѣ…- продолжала женщина. — Здорово также можетъ клюнуть при женитьбѣ и желѣзнодорожный человѣкъ, ежели онъ при участкѣ состоитъ.
— Ну, желѣзнодорожные-то нынче тоже, ой-ой, какъ верхнимъ концомъ да внизъ летятъ!
— Врешь. Желѣзнодорожный человѣкъ хоть и полетитъ кверху тормашками съ хорошаго мѣста — все-таки онъ при капиталѣ останется. Понятное дѣло, я не о начальникахъ станцій говорю и не о контролерахъ — этимъ цѣна небольшая; но и на этихъ у меня невѣсты больше зарятся, чѣмъ на купцовъ. Некрупнымъ кускамъ, дѣвочкамъ въ пять, шесть, семь тысячъ, только подавай такихъ. А купеческая дѣвочка съ тридцатью, сорока тысячами, такъ она на купца-то и не взглянетъ. Ты ей о купцѣ-то и не заикайся, — фыркаетъ. Трактирщицы фыркаютъ — вотъ какіе времена пришли.
— Кажется, врешь, баба… — покачалъ головой франтикъ.
— Погоди… — тронула его за плечо женщина. — Вѣдь у тебя сестры есть?
