Я почувствовала страх еще до того, как услышала крики.
Ее ночной кошмар пульсировал внутри, вытряхивал меня из сна, в котором присутствовали побережье и сексапильный парень, втирающий мне в кожу масло для загара. Сознание заполонили ее образы — не мои: огонь и кровь, запах дыма, искореженный металл автомобиля. Страшные картинки обволакивали меня, душили, и так продолжалось до тех пор, пока некая рациональная часть сознания не напомнила, что это чужой сон.
Я проснулась; пряди длинных темных волос прилипли ко лбу.
Лисса металась и кричала во сне. Я выбралась из постели и быстро преодолела несколько разделяющих нас футов.
— Лисс! — Я потрясла ее. — Лисс, проснись!
Крики смолкли, сменившись тихим хныканьем.
— Андрей… — простонала она. — О господи!
Я помогла ей сесть.
— Лисс, ты не там. Очнись.
Спустя несколько мгновений ее веки затрепетали и поднялись; даже в тусклом свете было видно, что сознание в ней начинает брать верх над тем, что держало ее во сне. Бурное, прерывистое дыхание успокаивалось, и она склонила голову мне на плечо. Я обняла ее, провела рукой по волосам.
— Все в порядке, — мягко приговаривала я. — Успокойся, все хорошо.
— Мне снова приснился тот же сон.
— Да. Понимаю.
Так, в полном молчании, мы просидели несколько минут. Почувствовав, что она успокоилась, я потянулась к ночному столику и включила лампу. Она давала мало света, но, в общем, большего и не требовалось. Привлеченный светом, соседский кот Оскар вспрыгнул на подоконник раскрытого окна.
Он избегал меня — по какой-то причине животные не любят дампиров, — но прыгнул на постель и, негромко мурлыча, потерся головой о Лиссу. С мороями у животных не возникает проблем, и к Лиссе они были в особенности неравнодушны. Улыбаясь, уже практически успокоившись, она почесала его под подбородком.
— Когда было последнее «кормление»? — спросила я, вглядываясь в ее лицо.
Кожа бледнее обычного, темные круги под глазами и общее впечатление слабости. На этой неделе занятий в школе было много, и я не могла вспомнить, когда в последний раз давала ей кровь.
— Кажется… больше двух дней назад? Три? Почему ты молчала?
Она пожала плечами, избегая моего взгляда.
— Ты была занята. Я не хотела…
— Глупости! — Я уселась поудобнее.
Неудивительно, что она выглядела такой слабой. Оскар, избегающий соседства со мной, спрыгнул на пол, а потом снова на подоконник, откуда мог наблюдать за нами с безопасного расстояния.
— Давай! Нечего тянуть.
— Роза…
— Давай! Тебе станет лучше.
Я наклонила голову и откинула волосы, обнажив шею. Лисса все еще колебалась, но вид моей шеи оказывал слишком мощное воздействие. По ее лицу скользнуло голодное выражение, губы слегка раздвинулись, и стали видны клыки, которые она скрывала, оказываясь среди людей. Эти клыки странно контрастировали с ее обликом. Хорошенькое личико и светлые волосы делали ее больше похожей на ангела, чем на вампира.
Она потянулась к моей обнаженной коже, и мое сердце заколотилось от страха и предвкушения. Позже мне всегда становилось тошно из-за того, что я испытывала эти чувства, но избавиться от них было выше моих сил — слабость, с которой ничего не поделаешь.
Клыки вонзились в тело, и краткая вспышка боли заставила меня вскрикнуть. Потом боль исчезла, сменившись удивительным, золотистым ощущением радости, растекшимся по всему телу. Это лучше, чем выпивка или травка, лучше, чем секс, — по крайней мере, так мне казалось, поскольку я, увы, не знала ни того ни другого. Покров чистейшего, рафинированного удовольствия окутал меня, даруя обещание, что все на свете будет хорошо. Химические вещества в ее слюне инициировали выброс эндорфинов, и я потеряла всякое представление об окружающем мире и даже о том, кто я такая.
Вскоре, к сожалению, все кончилось. Это заняло не больше минуты.
Откинувшись и вытирая рукой губы, она разглядывала меня.
— Ты в порядке?
— Я… Да. — Голова кружилась от потери крови, и я откинулась на постель. — Просто нужно немного поспать. А так со мной все прекрасно.
Взгляд ее бледно-зеленых, «нефритовых» глаз был с тревогой прикован ко мне. Она встала:
— Принесу тебе поесть.
Я запротестовала, но вяло, и она вышла, прежде чем непослушными губами я сумела что-то пролепетать. Кайф от укуса уменьшился, как только она разорвала контакт, но кое-что еще оставалось в моих венах, и я почувствовала, как губы расплываются в глупой улыбке. Повернув голову, я посмотрела на Оскара, по-прежнему сидящего на подоконнике.
— Ты понятия не имеешь, чего лишен, — сказала я ему.
Его внимание привлекало что-то снаружи. Он припал к подоконнику — черная шерсть встала дыбом, хвост подергивается. Моя улыбка увяла, и я заставила себя сесть. Меня одолел приступ головокружения, и я ждала, пока он прекратится, прежде чем попытаться встать. Но едва поднялась на ноги, дурнота вернулась и на этот раз не желала уходить. Тем не менее у меня хватило сил дотащиться до подоконника и вместе с Оскаром выглянуть наружу. Он настороженно посмотрел на меня, слегка отодвинулся и снова вернулся к тому, что привлекло его внимание.
Теплый ветерок — необычно теплый для портлендской осени — играл моими волосами, когда я высунулась наружу. На улице было темно и относительно спокойно. Три часа утра — единственное время, когда кампус колледжа успокаивался, по крайней мере отчасти. Дом, в котором вот уже восемь месяцев мы снимали комнату, располагался на улице со старыми, разномастными домами. Через дорогу мигал уличный фонарь, чувствовалось, что он вот-вот перегорит. Однако пока он давал достаточно света, чтобы я могла разглядеть силуэты автомобилей и зданий, а в нашем дворе — деревья, кусты… и наблюдающего за мной человека.
