Жил да был один паренек, ходил в школу, увлекался самоделками. Отец — инженер, мать — научный сотрудник. Грянула перестройка, учителя в школах разбежались, отец и мать взялись за ум сына, подтянули, подучили, а он взял — и в армию.
Два года прошло как один день, и вышел из паренька дембель. Новая форма, на груди медалька лучшего стрелка, на плечах сержантские погоны, а в голове — пусто и контракт сверхсрочника на пять лет службы в рюкзаке.
А пограничные войска, как оказалось, есть и на границе Чечни. Там они даже более востребованы, чем в других местах. Хлебнуть удалось всякого, но судьба хранила. Кому суждено быть повешенным, утонуть не грозит.
Но всё когда-нибудь заканчивается, закончилась и служба. Продлять контракт не стал. В рюкзаке уже не обоймы, а учебники. Пора и за ум взяться.
И вот Москва, столица, все куда-то спешат, суетятся, а его путь — по стопам отца, в МГТУ им. Баумана на факультет Фундаментальных Наук. Знания за последние полгода освежены основательно, и экзамены сданы на «отлично».
Первый год пролетел незаметно, оставив за бортом не сумевших одолеть бурные реки научных знаний. Но некоторые нашли рядом с собой спасательный круг в виде паренька постарше, который не отказывается сделать курсач одногруппнику, и даже денег за это не возьмёт.
К третьему курсу деньги пришлось всё же брать, а то иначе некоторые личности начали считать лохом и навязывать своё мнение окружающим. К пятому курсу он перешёл уже исключительно на дипломные работы — денег это давало куда больше, да и интереснее.
Не за горами уже виднелась аспирантура, благо кандидатскую можно не делать, выбирай любую из трёх заготовленных впрок, но судьба…
Тот день из памяти выбило полностью, потом только узнал о том, что был сбит, что виновник ДТП скрылся. Только через три месяца узнал, когда из реанимации вышел.
В общей сложности провёл в больнице полгода, и даже после сказать что выздоровел — сильно польстить. Левая нога почти не гнётся, левой руки нет по локоть, и осколки от рёбер все внутренности изранили. Как жив остался — загадка.
Жилья нет, квартиру сдали другому, деньги пока были, но не особо много. Можно бы домой вернуться, но родители ушли в лучший мир год назад, а без них квартира пуста, как бутылка водки после нового года.
И эта ассоциация, видимо, была неспроста, так как следующие несколько дней… или недель, я помню только кусками и урывками.
Очнулся я в вытрезвителе со страшной головной болью в компании с восемью отвратительно воняющих телами бомжей. Тела были ещё тёплые и, судя по храпу, такими и собирались оставаться. Я лежал, наслаждался «ароматами» и постепенно осознавал глубину своего падения. Из этого осознания постепенно рождалась мысль — после следующего «захода» очнёшься в морге, ну или уже не очнёшься, что вероятнее…
* * *
Пока Игорь Иванович Сотов, двадцати девяти лет от роду, давал себе страшную и не рушимую клятву трезвости, события принимали необычный и весьма неприятный для отдельной камеры вытрезвителя оборот. По короткому коридору прогрохотал десяток ботинок большого размера полувоенного образца. Ключ со скрипом провернулся в замочной скважине и дверь распахнулась. Заключенные и глазом не успели моргнуть как добрый десяток мужчин в пятнистом камуфляже, масках и с надписью «ОМОН» на спине подхватили по одному заключенному и выволокли из камеры. Таким же образом их протащили по участку к заднему выходу, вплотную к которому был запаркован большой грузовик. Заключённых протащили через открытую дверь в кузов и сноровисто приковали висящими на поручне наручниками к стене фургона.
Один из бомжей, увидев как других заключённых приковывают, стал вырываться, громко хрипя что-то нецензурное, но был быстро утихомирен ударом дубинки, мгновенно выхваченной конвоиром. За первым ударом последовал следующий и следующий. «Омоновец» остановился, только когда заключенный перестал кричать и мог только стонать. Голова и кисти рук, не прикрытые одеждой, были разбиты до крови. Шутить тут никто не собирался.
* * *
Грузовик ехал достаточно долго, чтобы Игорь успел оклематься, насколько это вообще было возможно в его положении, и обдумать ситуацию, в которую он попал. Немного доработанный с помощью сварки кузов совершенно не напоминал обычный тюремный транспорт. Конвоиры действовали чересчур жёстко и нервно для сотрудников полиции. В голову лезли мысли о подпольных клиниках по пересадке органов и трудовых рабских лагерях, но подобранный контингент опровергал все эти версии. Бомжи не отличаются здоровьем и трудолюбием. В голове засела неприятная мысль, что у этих людей есть и ещё одно отличие — их некому искать.
Открыли дверь уже совсем другие люди. В руках дубинки, в кобурах пистолеты, похожи скорее на охранников из ЧОПа, чем на полицию. Одеты в чёрную форму с невнятным логотипом, бронежилетов ни у кого нет. То, как сноровисто они вывели бомжеватую толпу из фуры, доказывало, что дело это для них привычно и неоднократно отработано.
Не дав осмотреться, толпу криками, пинками и ударами резиновых дубинок погнали к входу в огромный ангар, какие строили в СССР для стоянки самолетов. Сейчас всё внутреннее пространство ангара было разделено железобетонными и стальными ограждениями.
