Джой Шеннон въезжал в Ашервиль, когда внезапно его охватило ощущение безысходности и невозможности противостоять тому, что ждало впереди.
Он едва не развернулся посреди улицы. С трудом подавил желание вжать в пол до упора педаль газа и умчаться, ни разу не оглянувшись.
Городок ничем не отличался от любого другого в угледобывающей части Пенсильвании, где шахты давно закрылись, а приличной работы нет уже многие десятилетия. Тем не менее бедность и нищета не бросались в глаза, не поражали в самое сердце, не повергали в отчаяние. Поэтому Шеннона удивила собственная столь неординарная реакция на возвращение в родные пенаты.
Деловой центр Ашервиля занимал два квартала. Тут высились двух– и трехэтажные каменные здания, возведенные в пятидесятых годах девятнадцатого века и почерневшие от времени и грязи. Со времен юности Джоя они ничуть не изменились.
Очевидно, ассоциация торговцев или городской совет реализовали какой-то проект по благоустройству. Все двери, рамы, ставни и карнизы заново покрасили, в тротуарах прорезали круглые дыры, в которые посадили молодые клены. Деревья вытянулись лишь на восемь футов и еще крепились к поддерживающим их стойкам.
Красная и янтарная осенняя листва оживляла город, но с приближением сумерек Ашервиль становился все более мрачным, неприветливым, отталкивающим. Балансирующее на гребнях гор солнце словно сжалось, и его лучам недоставало яркости. В грязно-желтом свете удлиняющиеся тени молодых деревьев тянулись ко все новым и новым трещинам на асфальте тротуара.
Джой включил печку. Волна горячего воздуха согрела его не сразу.
Над шпилем церкви Пресвятой Богородицы кружила огромная черная птица. Она напоминала темного ангела, ищущего прибежища в святом храме.
По тротуару шли редкие прохожие, мимо проезжали автомобили, но он не узнавал ни пешеходов, ни водителей. Слишком долго он отсутствовал. За эти годы кто-то приехал, кто-то уехал. Кто-то умер.
Когда Шеннон свернул на усыпанную гравием подъездную дорожку к старому дому на восточной окраине города, его страх усилился. Оштукатуренные стены дома требовали побелки, крыше из кровельной плитки не помешал бы ремонт, но ничего зловещего в этом доме, в отличие от зданий в центре, не было. Скромный домик. Печальный. Запущенный. Ничего более. Несмотря на лишения, Джой провел здесь счастливое детство. Ребенком он не понимал, что его семья бедна; осознание этого пришло позже, когда он уехал в колледж и смог взглянуть на жизнь в Ашервиле со стороны. Однако он несколько минут просидел в автомобиле, скованный страхом, не испытывая ни малейшего желания вылезать из кабины и входить в дом.
Наконец Джой выключил двигатель и подфарники. И хотя температура в салоне не могла мгновенно понизиться, разом замерз без теплого воздуха, струящегося от печки.
Дом ждал.
Может, Джой боялся встретиться лицом к лицу с собственной виной и примириться со своим горем? Он не был хорошим сыном. И теперь лишился возможности искупить боль, которую причинил близким. Возможно, его пугало осознание того, что до конца своих дней придется жить под бременем содеянного, терзаться угрызениями совести и не надеяться на прощение.
Нет. Эта ноша, конечно, тяжела, но она его не страшила. Ни вина, ни горе не могли вызвать такую сухость во рту и заставить сердце биться, как паровой молот, при взгляде на родовое гнездо. Здесь что-то другое.
Сумерки начали сгущаться, притягивая ветерок с северо-востока. Двадцатифутовые сосны, выстроившиеся вдоль подъездной дорожки, покачивали кронами, готовясь к ночи.
Поначалу Джой решил, что должно случиться что-то экстраординарное. У него возникло ощущение, что он на пороге встречи со сверхъестественным. Такое с ним иногда случалось в далеком прошлом: он, алтарный служка, стоял рядом со священником и пытался уловить момент, когда обычное вино в потире становилось священной кровью Христа. Но почти сразу Джой решил, что ведет себя глупо. И его тревога столь же иррациональна, что и страх ребенка, который боится воображаемого тролля, прячущегося в темноте под его кроватью.
Джой вылез из кабины, направился к багажнику, чтобы достать чемодан. Повернул ключ и вдруг испугался еще сильнее: что-то чудовищное ждало его под крышкой. И пока багажник медленно открывался, сердце Шеннона едва не выскочило из груди, колотя по ребрам. Он даже отступил на шаг.
Но в багажнике, естественно, лежал только его потрепанный, видавший виды чемодан. Глубоко вдохнув, чтобы успокоить нервы, Джой достал его и захлопнул крышку.
Однако для успокоения нервов одного глубокого вдоха явно было мало. Захотелось выпить. Джою всегда хотелось выпить. Виски давно уже стало для него единственным лекарством от многих проблем. Иногда это средство даже помогало.
Ступени крыльца истерлись за долгие года. Их давно не красили, они протестующе потрескивали под тяжестью человеческого тела. Джой не удивился бы, если бы какая-нибудь из них провалилась.
За два десятилетия его отсутствия дом заметно обветшал. Джоя это удивило. Последние двенадцать лет, первого числа каждого месяца, его брат посылал отцу чек на приличную сумму, так что старик мог или переехать в новый дом, или подновить старый. На что же отец тратил деньги?
